В осколках тумана - Сэм Хайес Страница 71

Наверное, мне надо вернуться в больницу и позволить доброму доктору меня излечить. В конце концов, ведь он сотворил это со мной. Сначала забрал мою молодость, а потом разорвал швы времени, которые я накладывала тридцать лет. Наверняка ему хочется довести дело до конца.

В комнате отдыха лечебницы, между фрагментами мозаики-головоломки и пустыми кофейными чашками, лежала газета, и я знаю, что с Дэвида сняли обвинения. Он снова на свободе. Как и я. Выбралась из больницы. В той же газете сообщалось, что Грейс Коватта умерла. Там было маленькое фото: улыбающаяся жизнерадостная девочка. Когда-то я была похожа на нее — счастливая, полная надежд, влюбленная в Дэвида. Пострадавшая девочка проиграла битву с комой, — сообщал газетный заголовок. Врачи отключили систему жизнеобеспечения. И ничто не могло ее спасти, даже поцелуй Дэвида. Я думаю о себе. Еще одно сходство с Грейс: у меня тоже отключены разум, голос, душа — чтобы излечиться. Только я отключила их сама. И сомневаюсь, что прекрасный принц постучится в мои двери. В конце газетной статьи говорилось, что полиция больше не ищет насильника. Теперь они ищут убийцу.

На второй день в суде выступали свидетели, присутствовавшие на свадьбе. Вежливые, воспитанные господа. В основном они говорили правду. Некоторые рисовали меня девушкой, у которой не было будущего и не было надежд, но которая всеми силами стремилась проникнуть в светское общество, выставляя при этом себя напоказ — в общем, типичная шлюха. Вскоре я и сама в это поверила.

— Суд идет.

Закончился перерыв на обед, в зал вошел судья, и все с шумом встали. Наступила моя очередь давать показания. Я приблизилась к свидетельскому месту, и меня вырвало, на пол. Шестнадцать недель беременности и глубинный, въевшийся в тело страх извергли из меня водянистую желчь. Уже несколько дней я почти ничего не ела.

— Тихо!

По залу пронеслась рябь оживления, я помню удары молотка по судейскому столу и властный голос пристава, пытавшегося угомонить публику:

— Тихо!

Я стояла у возвышения, прижимая ко рту скомканные салфетки. Рядом поставили ведро — на случай, если это произойдет снова. Два адвоката приготовились тянуть меня в разные стороны. Как я ни старалась, я не могла произнести ни слова.

В доме тихо. С первыми лучами Марри и Джулия вместе с полицией возобновили поиски Флоры. Взявшись за руки, они будут смотреть с берега, как затянутые в резину водолазы погружаются в темную реку, будут задерживать дыхание, словно над ними самими смыкается вода. Им остается только молиться, чтобы водолазы ничего не нашли. Я тоже молюсь об этом.

В окно спальни я вижу, как утро освежает поля слабым морозцем, накрывает тонким слоем надежды. При ярком солнце мир выглядит лучше. По моим щекам ползут две слезы. Одна за Флору, другая за меня — мы обе заперты в молчаливых мирах, мы обе заблудились.

Я слышу шум. Кто-то стоит на лестничной площадке.

— Скажи ей, дурила, — доносится сердитый голос Бренны.

Мне кажется, я встретила их миллион жизней назад. Хотя дверь закрыта, я знаю, что Бренна подталкивает брата к моей спальне.

— Нет, Крошка, лучше ты! Она взбесится, — медленно тянет Грэдин, во рту у него словно перекатывается леденец.

— Какой же ты дурак! Теперь нас отправят в тюрьму.

Раздается плач, и я открываю дверь. Подростки подскакивают, будто оленята.

— Мэри, — почти спокойно говорит Бренна. Она быстро оглядывает мою комнату и вновь смотрит на меня. Учитывая обстоятельства, выглядит она неплохо. Джулия хорошо о них заботится. — Вам лучше? Вас выписали из больницы? Мы скучали без вас.

Она что-то скрывает, это ясно.

Перевожу взгляд на Грэдина. Под ногтями у него бурая короста засохшей крови. Беру его за руку и веду в ванную.

— Что вы делаете, миссис Маршалл? Я не хочу в туалет!

— Заткнись, Грэдин. Делай, что велят.

Бренна стоит в дверях ванной, привалившись к косяку, жует жвачку и наблюдает за нами. Происходящее ей явно по душе. Она следит за тем, как я закатываю рукава ее брату и опускаю его руки в раковину с горячей водой. Я тру его ладони, ногти, прохожусь дегтярным мылом от кончиков пальцев до локтей. Он не протестует, зачарованно смотрит, как вода окрашивается в ржавый цвет. Я закрываю кран, ополаскиваю раковину и стягиваю с Грэдина свитер. Что бы он ни натворил, я не хочу, чтобы в моем доме остались следы.

— Мисс Маршалл, надеюсь, вам уже лучше.

Адвокат Дэвида был одет в серый костюм с искрой, лацканы лежат аж до самых плеч. На ногах у него зелено-коричневые туфли. Помню, я еще подумала, что они такого же цвета, как моя рвота. Меня раздражали его усы. Они выглядели бутафорскими.

— Возможно, для начала вы расскажете суду что-нибудь о себе? Мне бы хотелось побольше узнать о вас, ваших друзьях, стремлениях.

Джеральд Киршнер с трудом выбрался из-за стола и забормотал какие-то юридические термины, которые, сказать по правде, я не поняла. Он все говорил, но я слышала только биение своего сердца и голос адвоката Дэвида.

— Вы готовы, мисс Маршалл? — спросил судья. Судя по всему, человек он был терпеливый, но вряд ли настолько, чтобы выслушать мою печальную историю от начала и до конца. — Мне это тоже интересно. Отвечайте на вопрос.

Я посмотрела на мерзкие адвокатские туфли, затем перевела взгляд в окно, на темный ствол дерева, рядом с которым стоял дворник с метлой и ведром. Губы горели, но во рту, в том месте, где обычно рождались слова, было пусто. Точно мой запас слов стерли. Их просто не осталось.

— Мисс Маршалл, ответить в ваших же интересах, — подал голос адвокат. — Сколько вы выпили на свадьбе, мисс Маршалл? Может, вы принимали наркотики, которые сняли психологические запреты? Вы были вызывающе одеты? Правда ли, что вы отказывались заниматься с мистером Карлайлом сексом, но продолжали с ним флиртовать? Как долго вы знакомы? Вы преследовали его, когда он начал вас избегать? Вы надеялись заняться с ним сексом в тот вечер? Вы рассчитывали получить вознаграждение за свои услуги?