Незримые фурии сердца - Джон Бойн Страница 70

Меня пробудило нещадно палившее солнце, сквозь закрытые веки ударив в глаза. Вернулся я на рассвете и, не удосужившись задернуть шторы, одетым рухнул на диван; теперь похмелье и осознание предстоящего события обеспечили меня таким самочувствием, словно пришел мой смертный час. Отчаянно пытаясь вернуться в сон, я зажмурился, но тотчас вскочил и потащил свои бренные останки в туалет, еще не решив окончательно, что насущнее – отлить или блевануть. В результате я исполнил оба действа одновременно, а затем опасливо подошел к зеркалу. Дракула испугался бы меньше, увидев свое отражение.

Да уж, выглядел я жертвой разбойного нападения, которую лиходеи умертвили, а зловредный лекарь зачем-то вернул к жизни.

Я долго стоял под горячим душем, но понял, что безоговорочная победа над мировым голодом реальнее, чем моя попытка освежиться. Часы показывали без четверти одиннадцать, к двенадцати мне надлежало прибыть в церковь. Я представил, как в бывшей спальне Мод на Дартмут-сквер Алиса, окруженная подружками, облачается в подвенечное платье и вся их компания старается не поминать происшествие, имевшее место, когда последний раз они собрались по такому же поводу.

И тут вдруг меня осенило, как решить свои проблемы. Да, я потеряю всех друзей и, главное, Джулиана, но со временем они поймут, что все это к лучшему, и простят меня. С тумбочки я сгреб горсть мелочи, накинул халат, доплелся до таксофона в коридоре и, боясь передумать, поспешно набрал номер. Когда Макс ответил, я нажал кнопку соединения и, услышав, что автомат заглотнул монеты, стал судорожно подбирать нужные слова.

– Алло? – сказал Макс. Похоже, он уже пропустил пару стаканчиков, невзирая на ранний час. Фоном слышались смех, женские голоса и звяканье бокалов. – Алло? Кто это? Да говорите же, времени в обрез!

Я молча повесил трубку и вернулся в комнату, поняв, что ничего не выйдет. Как давеча выразился Ник, постель приготовлена – пора ложиться, даже если будет жестко.

Через двадцать минут я шагал к церкви в районе Ренела, проклиная улыбки прохожих и выкрики парней в машинах, поздравлявших меня с началом отбытия пожизненного срока. Опять накатила дурнота, и я, смекнув, что в запасе еще добрых полчаса, свернул к кафе на углу Чарлмонт-стрит. Там было людно, однако нашелся свободный угловой столик, и я заказал большую чашку крепкого кофе и два стакана воды со льдом. Прихлебывая кофе с водой, я смотрел на студентов за окном, бизнесменов, что спешили в свои конторы, домохозяек, кативших сумки на колесиках, и думал: а был ли в моей жизни момент, когда все могло обернуться иначе? Как так вышло, что Джаспер Тимсон, мать-перемать, живет себе с любовником в Торонто, а я вот-вот женюсь на женщине, к которой не имею ни малейшего плотского интереса? Был ли такой момент, когда в кои-то веки я мог собраться с духом и поступить правильно?

Сейчас! – сказал я себе. – Вот он, этот момент! Еще не поздно!

– Подай знак! – шепотом воззвал я к космосу. – Хоть какой-нибудь, чтоб мне хватило мужества уйти.

Я чуть не подскочил, когда кто-то коснулся моего плеча. Обернувшись, я увидел женщину с мальчиком лет восьми-девяти.

– Вы позволите? – Она показала на свободные стулья за моим столиком. – А то везде занято.

– Милости прошу, – сказал я, хотя предпочел бы побыть в одиночестве.

Парнишка уселся напротив меня и стал разглядывать мой свадебный наряд, явно казавшийся ему забавным. Я ответил сердитым взглядом. Выглядел мальчик очень аккуратным: белая рубашечка под синей безрукавкой, волосы тщательно расчесаны на косой пробор. Он мог бы сойти за младшего брата юного нациста, певшего «Завтра принадлежит мне» в «Кабаре» – последнем фильме, на который ходили мы с Алисой. На столе мальчик разложил четыре книги, решая, видимо, какая из них достойна его первоочередного внимания.

– Вы не окажете любезность? – обратилась ко мне женщина. – Пожалуйста, присмотрите за Джонатаном. Мне нужно в туалет, потом сделать звонок и заказать чай. А у вас, судя по наряду, сегодня свадьба?

– Через час, – сказал я. Женщина определенно казалась знакомой, но я не мог вспомнить, где ее видел. – Кто такой Джонатан?

– Я, разумеется. – Мальчик протянул мне руку: – Джонатан Эдвард Гоггин. А вас как величать?

– Сирил Эвери. – Я оглядел пахнущую мылом ладошку, потом все же пожал ее и повернулся к женщине: – Не волнуйтесь, никто его не украдет. Мне известны признаки похищения.

Женщина явно не поняла мою шутку, но развернулась и пошла к дверям в другом конце зала. Я взглянул на мальчика, сосредоточившегося на своих книгах.

– Что читаешь? – наконец спросил я.

– Пока еще не решил. – Паренек тяжело вздохнул, словно стоически держал весь мир на своих плечах. – С утра я посетил библиотеку, нынче, видите ли, мой библиотечный день, и библиотекарша миссис Шипли порекомендовала мне эти три книги. Она знает толк в хорошей истории, поэтому я прислушался к ее совету. Вот здесь рассказ о кролике, который подружился с лисенком, но из этого, по-моему, не выйдет ничего путного. Может, кролик и добрейшей души существо, но рано или поздно лисенок подрастет и его слопает. А вот тут – рассказ о компании ребят, они, я полагаю, друг другу дальние родственники, это обычное дело, и на каникулах раскрывают преступления. По дороге сюда я пролистал эту книгу и встретил слово «ниггер», а в моем классе учится чернокожий мальчик, так он говорит, это очень плохое слово, и поскольку он мой самый лучший друг на третьем месте, я на всякий случай воздержусь от этой истории. В третьей книжке всякая чепуха о восстании 1916 года, а я политикой не интересуюсь и никогда не интересовался. Так что начну, пожалуй, с книги, которую выбрал сам.

Он показал обложку, на которой был изображен юноша: ноги широко расставлены, в одной руке петух, в другой – загадочная коробка. На заднем плане цепочка людей, похожих на беженцев. В правом верхнем углу название: «Серебряный меч».