Смилла и ее чувство снега - Питер Хег Страница 70

Но собака сюда не относится. Она вообще не имеет отношения к окружающему меня миру. Собаку зовут Ааюмаак, и она из Восточной Гренландии. Моя мать привезла ее с собой, побывав в гостях в Аммассалике. Встретив ее там, она поняла, что та обязательно должна быть и в Кваанааке, и с тех пор видела ее регулярно. Собака эта никогда не касается земли, вот и сейчас она парит на некотором расстоянии от письменного стола. Она здесь потому, что я плыву на этом судне.

Я всегда боялась моря. Меня так и не смогли заставить сесть в каяк, хотя это было самым большим желанием моей матери. Я так никогда и не ступала на палубу принадлежащего Морицу «свана». Одна из причин, по которым я люблю лед, заключается в том, что он закрывает воду и делает ее твердой, надежной, проходимой и постижимой. Я знаю, что волны за бортом становятся выше и ветер усиливается, а где-то далеко впереди форштевень «Кроноса» врезается в воду, разбивая ее и посылая вдоль фальшборта ревущие каскады, которые за стеклом моего иллюминатора превращаются в мелкие шипящие брызги, белеющие в ночи. В открытом море нет ориентиров, есть только аморфное, хаотическое перемещение беспорядочных водяных масс, которые вздымаются, разбиваются и движутся вперед, и на поверхность обрушаются новые потоки воды, они сталкиваются, образуя водовороты, исчезают, возникают вновь и наконец пропадают бесследно. Этот беспорядок постепенно проникнет в лимфатические сосуды моей системы равновесия и лишит меня способности ориентироваться в пространстве, он пробьется в мои клетки и нарушит в них концентрацию солей и тем самым проводимость нервной системы, сделав меня глухой, слепой и беспомощной. Я боюсь моря не потому, что оно хочет поглотить меня. Я боюсь его, потому что оно стремится отнять у меня умение ориентироваться, мой внутренний гироскоп, мое знание того, где верх, а где низ, мою связь с Абсолютным Пространством.

Невозможно вырасти в Кваанааке, не выходя в море. Невозможно, учась в университете и работая, подобно мне, в экспедиционных отрядах по заброске провизии и оборудования и проводником по Северной Гренландии, не оказаться в ситуации, когда надо плыть по воде. Я побывала на многих судах и провела там больше времени, чем об этом хотелось бы вспоминать. Если я не нахожусь прямо посреди палубы, мне, как правило, удается вытеснить это из сознания.

С той минуты, когда я несколько часов назад поднялась на борт, начался процесс разложения. В ушах уже шумит, слизистая оболочка рта почему-то неприятно пересыхает. Я уже не могу с уверенностью определить стороны света. Ааюмаак на моем столе ждет, когда я потеряю бдительность.

Она сидит прямо у ворот, ведущих в сон, и всякий раз, когда я вдруг замечаю, что мое дыхание стало глубже, и понимаю, что засыпаю, я, не ощущая плавного исчезновения действительности, которое мне так необходимо, оказываюсь в новом, опасном состоянии ясности рядом с парящим призраком — собакой с тремя когтями на каждой лапе, призраком, увеличенным и усиленным фантазией моей матери, и оттуда, из детства, перенесенным в мои нынешние кошмары.

Должно быть, час назад заработал двигатель, и на расстоянии я скорее почувствовала, чем услышала шум якорных лебедок и грохот цепей, но я слишком устала, чтобы проснуться, и слишком возбуждена, чтобы спать, и, наконец, мне хочется, чтобы все это прекратилось.

Все это прекращается, когда открывается дверь. Не было ни стука, ни звука шагов. Он подкрался к двери, толкнул ее и просунул голову внутрь.

— Капитан ждет тебя на мостике.

Он не уходит и стоит в дверях, чтобы не дать мне встать с постели и одеться, чтобы заставить меня обнажить перед ним свое тело. Закрывшись одеялом до подбородка, я сползаю вниз и пинаю дверь ногой так, что он едва успевает убрать голову.

Яккельсен. Его фамилия Яккельсен. Может быть, у него есть и имя, но на «Кроносе» все называют друг друга только по фамилии.

Я стою под дождем, пока не исчезает резиновая лодка с силуэтом Ландера. Не видно ни души, и я сама пытаюсь поднять коробку, но мне приходится отказаться от мысли втащить ее по штормтрапу. Я оставляю коробку и поднимаюсь вверх, в темноту над одиноким фонарем.

Трап ведет к открытому лацпорту. Внутри закрашенная дежурная лампочка освещает зеленый коридор на второй палубе. Укрывшись от дождя, положив ноги на ящик с канатом, сидит мальчишка с сигаретой.

На нем грубые черные ботинки, синие рабочие брюки и синий шерстяной свитер, и для моряка он кажется слишком молодым и чересчур тощим.

— Я тут тебя жду. Яккельсен. Мы здесь обращаемся друг к другу по фамилии. Приказ капитана.

Он внимательно разглядывает меня.

— Держись поближе ко мне — я могу пригодиться.

На носу у него сеточка веснушек, волосы рыжие и вьющиеся, глаза над сигаретой наполовину прикрыты, они ленивые, изучающие, бесстыдные. На вид ему лет семнадцать.

— Для начала можешь принести мой багаж.

Он неохотно встает, роняя сигарету на палубу, где она остается тлеть.

С трудом он втаскивает коробку по трапу и ставит ее на палубу.

— У меня, между прочим, больная спина.

Заложив руки за спину, он ленивой походкой идет впереди меня. Я с коробкой следую за ним. Всему корпусу судна передается низкая непрерывная вибрация больших машин, напоминая о том, что судно готово к отплытию.

По одному из трапов мы поднимаемся на верхнюю палубу. Здесь нет запаха дизельного топлива, воздух пахнет дождем и свежестью. В коридоре справа белая стена, слева множество дверей. Одна из них - моя.

Открыв ее, Яккельсен отступает в сторону, чтобы я могла войти, потом заходит, закрывает дверь и прислоняется к ней.

Отодвинув коробку в сторону, я сажусь на койку.

— Ясперсен. Согласно списку команды. Твоя фамилия Ясперсен.

Я открываю шкаф.

— Слушай, как насчет того, чтобы быстренько трахнуться?

Я раздумываю, не ослышалась ли я.

— Женщины от меня без ума.

В нем появилась какая-то бойкость и живость. Я встаю. Надо избегать ситуаций, когда тебя могут удивить.

— Прекрасная идея, — говорю я. — Но давай отложим это до твоего дня рождения. Пятидесятилетия.

У него разочарованный вид.

— К тому времени тебе стукнет девяносто. И это будет совсем неинтересно.

Он подмигивает мне и выходит.

— Я знаю море. Держись поближе ко мне, Ясперсен.

Потом он закрывает дверь.

Я распаковываю вещи. Душ находится в коридорчике. Вода в кране горячая, как кипяток. Я долго стою под душем. Потом намазываю себя миндальным кремом и надеваю тренировочный костюм. Запираю дверь и ложусь под одеяло. Мир может сам добраться до меня, если я ему очень понадоблюсь. Я закрываю глаза и опускаюсь. Через ворота. На столе медленно проступает Ааюмаак. Во сне я осознаю, что это сон. Можно дожить до такого возраста и такого периода в своей жизни, когда даже в кошмарах начинает появляться нечто умиротворяющее и привычное. Что-то вроде этого и происходит со мной.