Брик-лейн - Моника Али Страница 70

Шану отыскал соответствующую страницу в путеводителе: «Букингемский дворец с 1837 года является официальной резиденцией британских монархов. Поначалу был построен как особняк, и в начале восемнадцатого века им владели герцоги Букингемские».

Шану опустил путеводитель и оценивающе смотрел на открывшийся вид. Шахана и Биби рядом с Назнин, Шахана повернулась к дворцу спиной. Она хочет проколоть дырочку в губе. По последней моде. До дырочки в губе мечтала о татуировке. С подобными просьбами она не обращается к отцу. Адресует их матери в доказательство, что ее нельзя «забрать домой». К заявлению о сережке в губе присовокупила: «Это мое тело», словно это что-то решает. Назнин улыбнулась в ответ и получила пинок за то, что не сможет ей помочь.

— Королева Виктория приказала пристроить четвертое крыло с детскими комнатами и двумя спальнями для гостей. Мраморную арку перенесли в Гайд-парк, в северо-восточный его угол.

Шану снял бейсболку и вытер пот. Увидел, что дочь прислонилась к ограде.

— Шахана, посмотри. Посмотри, какое красивое здание.

На дворец посмотрела Назнин.

— О, да, — сказала она, — как мудро поступил ваш отец, что привел нас сюда. Какой прекрасный выбор.

Кое-где на окнах занавески, совсем как на окнах у них в квартале. Назнин хотелось спрашивать Шану, чтобы он отвечал на вопросы. Но в голову лезут сплошные глупости. Сколько у них уборщиц? Сколько времени уходит на то, чтобы сменить постели во всех комнатах? Как в этом здании семья общается друг с другом? Наконец она спросила:

— Какая здесь самая большая комната и для чего она используется?

Шану был польщен.

— «Бальная зала — сто двадцать два фута в длину, шестьдесят футов в ширину и сорок пять футов в высоту. Когда ее только построили, она была самой большой комнатой в Лондоне. Использовалась по самому разному назначению». Понимаешь, королева должна развлекать много людей. Это одна из ее государственных обязанностей. В Британии многие известны тем, что они присутствовали в то или иное время на чаепитии у королевы. Так она и завоевывает любовь и преданность своих подданных.

Назнин задавала еще вопросы. Шану отвечал обстоятельно, заглядывал в книгу, строил гипотезы. Биби не спускала глаз с дворца, словно пыталась его выучить. Она хватала косички, когда Шану упоминал какие-нибудь невероятные факты или цифры, и вставала на цыпочки, чтобы понять их. Шахана переминалась с ноги на ногу и смотрела вокруг. Ей не хотелось стоять на солнце.

— Я почернею, — ныла она рядом с Назнин, — ты мне хоть бы крем купила от загара.

— Тише, отец рассказывает.

— Когда он соизволит замолчать, дай мне знать.

Шану перечислял сокровища и произведения искусства во дворце. Экскурсовод, который говорил на непонятном Назнин языке, стал с группой неподалеку от Шану. Оба они заговорили громче.

Назнин хлопнула в ладоши:

— Какой у нас сегодня чудесный выходной, правда, девочки?

— Да.

— Да.

— Пошли, — сказал Шану, — давайте отойдем в сторону и посмотрим на дворец под другим углом. И чтобы на фотографиях он был лучше виден.

Он достал бутылку с водой и отхлебнул из нее. Предложил бутылку Шахане, но она сделала вид, что не заметила.

Через двести ярдов им встретилась тележка с горячим арахисом в карамели. Назнин, осуществляя запланированное с утра веселье, оживилась:

— Ммм. — И погладила себя по животу. — Как вкусно пахнет. Купишь?

Шану похлопал по кошельку на поясе:

— Угощения я тоже продумал.

Они сели на ступеньки напротив входа в парк и принялись за орехи в бумажных пакетиках, вдыхая запах жженого сахара. Назнин ела, смеялась, разговаривала и задавала сотни вопросов. Через несколько минут Шану начал на них отвечать, Назнин снова засмеялась, Шану замолчал и посмотрел на жену, склонив голову набок.

— Ты хорошо себя чувствуешь? Может, это у тебя от солнца?

Назнин вспыхнула и снова засмеялась. Слишком много она смеется, но, однажды начав, уже не так просто остановиться.

— Нет, нет. Со мной все очень хорошо.

И икнула, и снова расхохоталась. Схватилась за живот, который уже болел от смеха. Шахана улыбнулась, потом захихикала. Легонько стукнула мать по голени носком своей кроссовки:

— Хватит, ма.

И тоже начала смеяться. Биби расхохоталась, сначала без видимого веселья, потом с более серьезными симптомами. Навернулись слезы, тельце затряслось. Шахана показала на сестру, обе взвизгнули, глянув друг на дружку, и сделали свой первый и единственный оборот на карусели смеха.

— Ну что ж, — сказал Шану. — Его распирало от гордости за отлично организованный день. — Как же нам весело.

Они перешли на другую сторону аллеи и пошли обратно к Букингемскому дворцу. Девочки шли впереди, каждая с пакетом в руках, не отпуская друг друга.

— Это зрелище самое прекрасное из всех достопримечательностей, — сказал Шану Назнин, она споткнулась и схватила его за руку.

Они вернулись к дворцу, потому что Шану хотел испробовать фотоаппарат и сделать общий кадр. Должно получиться, объяснил он, если подойти к дворцу достаточно близко и следить, чтобы в видоискателе помещалось все. И завозился с маленьким картонным фотоаппаратом.

— Он одноразовый, — сказала Шахана, — чего с ним возиться?

Шану закончил с первым фотоаппаратом, и веселье закончилось. Начал искать второй, заявил, что его украли. Предложил обратиться к гвардейцам, стоявшим в низеньких черных коробках во внешнем дворе дворца.

— У них ведь есть ружья, пусть пристрелят этого подонка.

Назнин предложила выложить все, что у него в карманах.

— Господи, — сказал он, — ведь я же не ребенок.

Шану опорожнил все карманы, нашел фотоаппарат и велел девочкам приготовиться к снимку.

Девочки послушно заулыбались и успели столько раз сменить позы, наклонить головы в разные стороны, что, когда наконец из кадра ушли все люди и когда наконец Шану понравилось то, как они стоят, даже Биби была не в силах улыбаться.

— Улыбайтесь, — приказал Шану, и тут кто-то вошел в кадр, — О господи. Почему у вас такие несчастные лица?

Настала очередь Назнин фотографироваться с дочками.

— Если весело улыбнешься, — прошептала она Шахане, — куплю тебе те сережки.

— Те висячие?

— Да.

— Те длинные висячие?

— До колен. Улыбайся.

Шану в кадре вместе с дочками. Назнин держит палец на спуске. Этот снимок, наверное, будет поставлен на кухне, на столе возле кафельной стены, он постепенно будет покрываться тонким слоем жира с куркумой из кастрюль. На снимке запечатлен человек в возрасте: длинные красные шорты поверх жилистых голеней, белая футболка обтягивает несуразный живот. Он приобнял двух маленьких девочек в салвар камизах. Слева, подняв руку и защищая лицо от солнца, девочка постарше: о начале подросткового возраста говорят прыщи вокруг подбородка и впечатление (загадочным образом отразившееся на снимке), что от смущения она поджала пальцы на ногах. Она в зеленом, выбрала самый темный оттенок, почти черный, волосы ее распущены и свободно лежат на плечах. Через несколько лет Назнин никак не могла вспомнить, что за черное пятно у дочери на лице — либо царапина на пленке, либо прядь волос во рту. Под вторым крылом у человека маленькая девочка с приклеенными к бокам руками. Она смотрит на мужчину снизу вверх и улыбается так, словно ей тычут ножом в спину. На ней красивый розовый камиз, шарфик волочится по земле. Мужчина улыбается прямо в объектив, его вместительные щеки излучают радость. Глаза спрятаны за темными очками.