Хорошие деньги - Эрнст Августин Страница 7

Завоевание территорий.

Два пустых ряда впереди и два сзади?

Полупустой зал, в котором пустая половина принадлежит дяде? Сидеть в первом ряду, задирая голову и выворачивая шею?

На мой взгляд, ему не надо было принимать всё это так близко к сердцу, ведь кино существует для сопереживания. Вспомните: когда драка, или погоня, или скачки, то восторг сильнее, если и сосед испытывает те же чувства. И вы хлещете друг друга по коленкам, да, и толкаетесь локтями, если угодно. А как иначе.

Но то, что получилось с дядей, лишило его всех этих радостей.

И вот я думаю: а что, если ему в конце концов пришлось довольствоваться только плохими фильмами, которые больше никто не хотел смотреть? На которые никто не ходил?

•••

После таких историй уже не будешь удивляться защитным приспособлениям в доме дяди, я уже намекал на некоторые из них. Вероятно, их можно было бы списать на дядину странность — прогрессирующую странность, уже вошедшую в огорчительно серьёзную фазу — насколько можно было проникнуть в его психику.

Однажды я пришёл домой раньше намеченного, вернувшись с одного из моих обычных городских маршрутов. Сходил я напрасно: у Рунке не появилось за это время ничего нового. Я вернулся домой — и оказался перед запертой дверью.

То есть ключ-то у меня был, и я попытался отпереть дверь, но её почему-то заело или она была заперта изнутри — во всяком случае, она не поддалась. Я звонил. Никакого результата. Как известно, на табличке у двери значились ещё фамилии: Маузер, Хартенберг, Каланке — с отдельными кнопками. Там болтался даже старинный звонок с цепочкой и фарфоровой ручкой, за которую следовало дёргать и на которой было написано «звонок», однако всё это были муляжи, как известно. Единственный слышимый звонок раздавался только от кнопки «Файнгольд», но на этот звонок никто не реагировал.

Что делать! Меня ждали к пяти, но не раньше пяти, а было всего три часа. Виной всему были Рунке, у которых не появилось ничего нового со времени моего последнего посещения как их головного магазина («Модели железных дорог Рунке»), так и их склада в Рамсдорфе. Не то чтобы меня так уж интересовали модели железных дорог — хотя и они тоже, — гораздо больше меня привлекали, так сказать, аксессуары: старинная будка смотрителя, угольный склад с оборудованием, мосты и багажные платформы, вокзалы «Шветцинген» или «Науен». Особенно утончёнными были английские аксессуары — вроде жилого дома, ещё более старомодного, с деталями, которые нам и не придумать.

Но я отклонился от темы. Я прождал перед дверью больше часа. Звонил время от времени, ведь они там могли просто спать и не слышать. Один раз даже потянул за ручку «звонок», на всякий случай, но цепочка, судя по всему, давно заржавела в своём гнезде.

В половине пятого из-за угла улицы наконец показались дядя с госпожой Штумпе, нагруженные пакетами, — вот уж я не думал, что их вид так меня обрадует.

И тогда дядя объяснил мне: когда все жильцы покидают дом, дверь блокируется железным бруском, который перегораживает её изнутри на уровне груди.

Долго бы мне пришлось её отпирать!

И этот брусок, прежде чем открывать дверь, нужно поднять вверх. Дядя детально показал мне, как это делается: он потянул за ручку «звонок» — но ведь цепочка заржавела? А вот и нет. Дядя оттянул где-то наверху маленький клапан, после чего цепочка «звонка» легко поддалась, а брусок, перегораживающий дверь изнутри, поднялся вверх. Вот как всё оказалось просто. Я проделал это несколько раз, изнутри и снаружи, после чего задумался: ведь всё это может проделать кто угодно, раз это так легко.

А вот и нет.

Потому что незнающему никогда об этом не догадаться, как отчётливо выявилось на моём примере. Но я, со своей стороны, глубоко уяснил одно: в дядином доме всё было подчинено системе и методу. И односторонние ручки на дверях, о которых мы уже знаем, — их назначение мне и по сей день не до конца понятно, разве что заставить посетителя ходить по кругу, — а вот про ложный выход я ещё не упоминал. Действительно, на втором этаже был выход на улицу, хотя воспользоваться им было невозможно. Три ступени вверх, три вниз, длинный проход, в конце которого дверь, запертая изнутри. На самом деле она никуда не выводила, за ней была глухая кирпичная стена. Но этого никто не мог знать, потому что дверь в вестибюле была заперта изнутри точно таким же образом. Я имею в виду настоящий выход — тоже маленькая игра дяди: посетитель мог войти внутрь, но наружу тем же путём выйти уже не мог.

Всё это наводило на размышления. Я не хотел бы чрезмерно психологизировать, да и куда мне, но очень может быть, что эта игра велась просто ради игры, так сказать, искусство ради искусства. Но в один прекрасный день я опять явился домой раньше времени, снова после прогулки по городу, и опять мне никто не открыл.

Да, я знал, где находится этот проклятый клапан и как его оттянуть, чтобы освободить «звонок», но когда я вошёл — вы успеваете следить? — когда я осуществил это чрезвычайно усложнённое вхождение, на меня сверху упал железный брусок.

Нет, я должен повторить всё сначала: итак, запорный механизм был мне уже знаком, и я знал клапан, который удерживал цепочку «звонка», каковая, если её вытянуть полностью, поднимала вверх железный брусок, который, когда я вошёл, обрушился на меня сверху.

Потому что — просто оторопь берёт — я не задвинул другой клапан, который удерживал брусок наверху.

Потому что мне никто об этом не сказал.

Должно быть, я инстинктивно прыгнул вперёд, хотя падающий брусок всё-таки успел меня слегка зацепить и поцарапать. Но в итоге я налетел на шнур, натянутый перед порогом, и порвал его. Шнур был натянут специально для того, чтобы о него споткнулись, о чём я, собственно, должен был помнить (ведь я же знал, где он проходил).

Успех моего проникновения в дом был оглушительный: на лестничной клетке завыли сирены, от потолка отделилась банка с краской, а снаружи перед дверью собрались соседи, для которых всё происходящее, видимо, было не внове.

Когда, в конце концов, домой вернулся дядя вместе с госпожой Штумпе — оба несли пакеты с покупками, — толпа уже рассосалась. Дядя, однако, заявил, что я счастливо отделался, потому что банка с краской, кажется, так и не отделилась от потолка, иначе тут было бы ужасное свинство. Он признал, что это конструктивная недоработка, и добавил, что подобные ловушки, естественно, запрещены законом. Дядя сказал, что и без того давно уже собирался усовершенствовать это устройство, в частности, например, заменить сирену на искусственный собачий лай (тут он мне подмигнул), который, правда, заметно отличается от натурального, но после его включения должна была открыться заслонка и оттуда появилась бы реальная собака, железная.

Железная?

Ну, как железо, она кусается, как железная, но на самом деле настоящая собака.

Иногда я не мог отличить, когда дядя шутит, а когда говорит всерьёз; он оживлённо трещал, ободряя меня, вот именно, он трещал: «…кусается, как жел-лезная».