Стеклобой - Михаил Перловский Страница 7

Через полчаса сражений они сидели с Кирпичиком на балконе и любовались прекрасной картиной. Белоснежные футболки с красными номерами, идущими подряд от первого до одиннадцатого, висели тремя ровными рядами. Опять накрапывал дождь, небо заволокло тучами, ветер трепал футболки, и они были похожи на выстроившиеся по порядку образцовые привидения. Пора было идти в город.

По адресу «Прачечный переулок, 12» оказалась целая вереница домов, и по пыльной, когда-то черной с золотом табличке на стене Романов понял, что все они относятся к стекольному заводу № 9. Сам же завод уходил в бесконечность, на горизонте маячили трубы, а Прачечный переулок был вроде заставы, которая преграждала путь сетью мелких, но цепких административных зданий. За кирпичным забором ощущалось нечто большое и живое, издающее мерный гул, и эти звуки говорили о том, что вдалеке идет Процесс.

Он вычислил нужную ему дверь по цементным клумбам возле лестницы с хорошо отполированными ступенями. Сразу за дверью оказалась будка проходной, в которую был втиснут дедушка в синем рабочем халате, похожий на заскучавшую канарейку. Не выпуская из сухоньких скрюченных по-птичьи пальцев железный подстаканник, он проворчал что-то про пропуск, и Романов успел заметить, что кроссворд у него не сошелся. Фамилия Александрии Петровны творила чудеса, его пропустили без документов.

Проходная оказалась совсем неглубокой, через два шага он уже стоял посреди внутренней площади перед свежепокрашенной и потому абсолютно пустой доской почета — наверное, для новой партии лучших людей готовили достойное место.

От площади разбегалось множество построек, ничем не выдающих своего назначения. Лишь вдалеке возвышались ворота, упиравшиеся в небо. Зато земля, куда хватало взгляда, сверкала и переливалась. Романов шагнул и услышал хруст, как будто ступил на снег, стеклянная крошка покрывала все кругом ровным слоем. Он ощутил мальчишеский азарт — неподалеку стоял ящик, наполненный шариками зеленоватого стекла. Он ухватил сразу целую горсть и тут же опасливо оглянулся: такое счастье представлялось невозможным, вот сейчас выскочит дедушка и строго окликнет его. Но было тихо. Романов разглядывал сокровище: все шарики оказались немного неровной формы, крошечные прозрачные луны с кратерами и горами.

Попасть бы сюда лет двадцать пять назад… Штаб был бы вон там слева, и уж Макс не сделал бы обрез из трубы лучше романовского. Романов достал из кармана один стеклянный шарик и метнул его в залитую монтажной пеной стену, надеясь, что тот укрепится в ней, но промахнулся и едва не угодил в окно этажом выше. Вжав голову в плечи, он поспешил отойти подальше.

Через два поворота он увидел сероватое двухэтажное здание с деревянными дверьми и аккуратным газоном. Известно, что начальство очень любит такие двери и такие газоны — идти следовало именно туда. Он пристроился за девушкой с папкой в руках, но она сразу исчезла в лабиринте коридоров и лестниц. Безрезультатно послонявшись, подергав все двери и никого не встретив, он решил, что ошибся. Тоска заполняла его, и больше всего хотелось сбежать, проскочить мимо дедушки, рвануть по направлению к заветному Семиовражному переулку, чтобы прохладный ветер забирался под плащ и рубашку. Всегда он ненавидел эти казенные дома. Для очистки совести он заглянул и на второй этаж, здесь было поуютнее — пылились сочные зеленые растения, а на стенах имелись желтоватые фотографии с мрачными людьми, стоящими в ряд, вероятно, дореволюционными владельцами завода. Чаще других на снимках были запечатлены два похожих друг на друга бородача с ровными проборами в волосах. «Купцы Кружевниковы», — прочитал Романов. На одной из фотокарточек был изображен большой мужик рядом с плечистой пожилой женщиной в платке. Женщина пронзительно смотрела на Романова, мужчина же не отводил взгляда от старухи. Рука старухи сжимала кисет, который был прилажен у нее на поясе.

«Это интересно, это нужно потом повнимательнее рассмотреть», — подумал Романов и, с трудом освободившись от взгляда старухи, нырнул за угол. И там неожиданно всплыл посреди шумной толпы, ожидавшей приема перед тремя дверьми с фамилиями Доезжак, Милонас и Щур.

Тесный коридор, загроможденный неведомыми железными автоматами с погасшими табло и ящиками в прозрачной упаковочной пленке, по-видимому, был полем решающей битвы, а пустующие этажи — сданными уже рубежами.

Десятки людей пробирались через эти препятствия с бумажками в руках, оживленно ругались, вздыхали, поглядывали на часы, внимательно смотрели на выходивших из кабинетов, в общем, ждали своей очереди. Он протиснулся к двери с фамилией Милонас, спросил, кто последний, и тихо присел на пустующий стул рядом с вытирающей слезы худенькой девчушкой.

— В порядке очереди, уж будьте любезны! — тусклый человек невысокого роста в военной форме окрикивал парня, пытающегося просунуть голову в дверь с табличкой «Доезжак». — Вы вообще не прописаны на указанной территории!

Люди шептались о памятках и выписках, о справках и учетных карточках, и почему-то о границах Новгородской области. Рыдающую девушку наконец вызвали, она оставила в покое романовское плечо, высморкалась и исчезла.

Прошло около получаса, и Романов успел прилично разозлиться: вот сейчас он досчитает до десяти, а потом встанет и уйдет. На счете «три» самая левая дверь открылась и Александрия Петровна выудила его из очереди едва заметным, довольно унизительным жестом. Романов вошел в кабинет и, собрав все свое раздражение, был готов «высказать».

Кабинет оказался просторной, утонувшей в полумраке комнатой, походившей скорее на гостиную или зал краеведческого музея. Пахло пылью и тонкими горьковатыми духами, там и тут мягко теплились светильники. Бархатные гардины, узорчатый ковер, фарфоровые вазы, темные портреты в золоченых рамах, массивный круглый стол, накрытый зеленой скатертью с кистями, и напротив него другой стол — строгий рабочий. Среди медных пресс-папье и чернильниц на рабочем столе как ни в чем не бывало стоял обычный кабинетный телефон-селектор со множеством кнопок и лампочек. Все венчала собой абсолютная тишина. Разница с галдящим на все голоса коридором была огромной, и Романов оторопел, сразу растеряв заготовленные фразы и воинственный настрой.

Его квартирная хозяйка стояла возле окна, вытянувшись в струну, темное длинное платье с высоким воротником делало ее похожей на кинжал в ножнах. Она кивнула ему на стул, Романов стянул мокрый плащ и присел.

— Дмитрий Сергеевич, давайте сразу приступим. У нас немного времени. Вопреки правилам, я зарегистрирую вас сама, — начала Александрия Петровна и быстро взглянула на телефон. — Ответьте по возможности честно, зачем вы здесь? — спросила она. Ее голос, обычно резкий и холодный, теперь звучал просительно.

— В вашем кабинете я исключительно по вашей просьбе. Вы оторвали меня от важных дел, и заявили, что мне надлежит подписать бумаги для регистрации в квартире. — Романов произносил каждое слово с нажимом, постепенно заводясь и пытаясь вернуть себе свое законное раздражение. — Хотя по телефону мы заранее все с вами обсудили. И я вообще не понима…

— Тогда начнем заполнять бумаги, — молниеносно перебив, заговорила хозяйка и обернулась к Романову с улыбкой, от которой по романовской спине побежал холодок. Тонкие губы улыбались, но глаза сверкали стальным блеском. — Итак, вашему вниманию предлагается для ознакомления подробная инструкция и бланк регистрации. Затем вы получите мои рекомендации, заполните форму и на этом все. У вас десять минут.