Снежинка - Александр Пиралов Страница 7

Осложнения начались, но совсем не оттуда, и были гораздо серьезнее, чем я предполагал.

Моя все еще жена прервала командировку, вернулась домой и, позвонив, потребовала моего немедленного появления. Судя по тону, она была в полном бешенстве.

– Ты безответственный кретин! – бросила она, увидев меня. Ее ноздри раздувались, как кузнечные меха.

– Ты не претендуешь на оригинальность, надеюсь? И к чему вообще весь этот форсаж?

– Сейчас узнаешь…

Она подчеркнуто обмахивалась газетой с моей публикацией, как делала всякий раз, когда ей хотелось выразить свое крайнее неудовольствие моей персоной. Я дал себе слово сохранять хладнокровие, что бы ни случилось.

– Прошу тебя хоть раз обойтись без фиглярства, – добавила она…

– Если это будет возможно…

Она закурила, выпустила дымок мне в физиономию, продолжая держать паузу, в чем, кстати, была большой искусницей.

– Ну так вот, я встретила кое-кого…

– И ты, Брут!

Снова пауза.

– Этот человек хочет жениться на мне…

– Надеюсь, он ведает, что творит.

Она пропустила это мимо ушей, продолжая курить и всем своим видом давая понять, что сказано далеко не все.

– Постарайся принять то, о чем я собираюсь сообщить тебе, хладнокровно и быть благоразумным. Это в твоих же интересах.

Только теперь я понял, что положение гораздо тревожнее, чем казалось, и пытался определить, откуда ждать удар, а что таковой будет, было ясно без слов.

Она опять помолчала. Тишина была зловещей, пронзительной, слышался даже очень ход старинных часов, которые были предметом ее особой гордости, как испанское покрывало.

– ТАК ВОТ, ЭТОТ ЧЕЛОВЕК ХОЧЕТ УДОЧЕРИТЬ СНЕЖАНУ…

Я почти физически ощутил, будто лечу куда-то в полной темноте. Лечу и не могу понять, где я, что я; я вроде бы есть, и вроде бы и нет меня, я не ощущал ни своего тела, ни веса… Боли не было тоже. А ведь должна же она быть сейчас – невыносимая всепроникающая боль, которую не способно успокоить ни одно лекарство?.. Может, я в астральном теле?.. Но мои уши уже раздирал страшный рев, и раз я его слышал, то, значит, был и в этом мире, и в собственном теле…

– Нет! – кричал я. – Нет!!

Я уже был снова я своей квартире, сидел в кресле и в полном бессилии махал руками.

– Постарайся успокоиться и пошевелить мозгами, если они у тебя еще остались, – безжалостно продолжала моя мучительница. – Если ты полагаешь, что Снежана все еще твоя дочь, то глубоко заблуждаешься. Она уже давно таковой не является, потому что регулирую твои контакты с ней я и только от меня зависит, увидишь ты ее или нет… Разве ты этого еще не понял?

Она вновь закурила, уже откровенно мне в лицо.

– А теперь представь, я выхожу замуж и уезжаю, ты перестаешь ее видеть вообще. Она для тебя прекратит существовать. Об этом уж позабочусь я. Ни одно письмо от тебя к ней не дойдет. Да и адрес тебе никто не даст. О телефоне уже не говорю. Зачем тебе Снежана? Мой совет – быстрее женись и роди ребенка… Будь благоразумен ради самого себя.

– Как же ты, должно быть, ненавидишь меня, если говоришь такое, – с трудом сказал я, утратив в одном мгновение и волю, и достоинство.

– А за что мне любить тебя? – продолжала она, уже полностью владея преимуществом. – Не за что. Совсем не за что… Что в тебе есть, кроме фанаберии и шутовства? Ничего. Интеллигентное инфантильное ничтожество… И не пытайся отсуживать Снежанку. Все скажут, что я идеальная мать, а ты себе этим судом только проблемы создашь. Алименты мне твои не нужны. Я и так тебя с потрохами куплю…

Она вновь позволила себе паузу, продолжая уничижительно ухмыляться.

– Если ты так любишь Снежану, подумай хотя бы о ней, о ее будущем. Ей скоро в школу. Представь, у меня одна фамилия, у нее другая…

Я вернулся к себе совершенно раздавленный. Облачко запрыгнул мне на колени и начал лизать меня. Он умел сочувствовать как никто другой.

* * *

Вспоминая сейчас эти дни, я поражаюсь, как мне тогда удалось не спиться. Я уже был отработанным материалом, банановой кожурой, окурком… Благодаря активной деятельности жены и ее команды слухи о моей беде уже были запущены в оборот, и я ловил на себе сочувствующие взгляды знакомых, ходил потерянный, не зная, как быть. Я отчаянно нуждался в участии. Но к кому мне было идти за советом? К бездомным бедолагам типа меня? А что они могли сказать, кроме набора банальных истин?.. Не ты первый, не ты последний?.. Попробуй выбить клин клином?.. Уйди с головой в работу?.. А что могли посоветовать люди, чья семейная жизнь сложилась благополучно? Практически ничего. Они вряд ли могли даже понять меня. А нуворишей, начальство и сильных мира сего я в расчет не принимал. Я их и теперь избегаю.

Моя жена была тонким бытовым стратегом и не случайно завела речь о разных фамилиях…

Давно, очень давно, когда между нами еще было относительное согласие, я рассказал ей школьный эпизод из моей жизни.

Кажется, это было во втором классе. Вместе со мной учился мальчик Юра Каменцев. Он был добрым и ласковым мальчиком, и я сдружил с ним. Мама Юры была женщиной хорошей, но ей, похоже, не везло с мужчинами, за которых она входила замуж. У нее был третий муж, и мальчишки с неосознанной детской жестокостью дразнили Юру, спрашивая, какой по счету у него папа. Больших других издевался отвратительный второгодник Сенька Лызлов, он был очень сильным, и все в классе, в том числе и я, его очень боялись и не перечили… Я не раз видел, как Юра плакал, забившись в угол.

Однажды на уроке физкультуры наша учительница Ирина Петровна вышла из спортзала, и по команде Лызлова мальчики окружили Юру тесным кольцом, из которого ему было не выбраться. Девочки испуганно замолчали, чувствуя, что затевается что-то недоброе. Лызлов подошел к Юре и сильно толкнул его к другому мальчику, стоявшему в кольце, и спроси:

– Так какой у тебя папа?

Мальчик, к которому отлетел Юра, в свою очередь перебросил его к тому, кто стоял напротив:

– Какой же у тебя папа?

Так они перебрасывали Юру друг к друг, задавая один и тот же вопрос. Я бросился на выручку, и теперь нас толкали уже обоих. Мы отлетали от мальчишек, как мячики, и ничего не могли сделать. Не сомневаюсь, стоявшие в кольце понимали, что творят гнусность, но они боялись кулаков Лызлова.

Когда Ирина Петровна вернулась, то увидела нас Юрой одиноко стоявших в центре зала. Мы плакали. Остальные мальчики испуганно разбежались по углам и молча наблюдали за нами. Лызлов стоял особняком и исподлобья смотрел на меня. Он прекрасно понимал, что Юра ничего не скажет, а вот меня надо было как следует напугать.

– Что случилось? – спросила учительница, обняв нас с Юрой.

Мы продолжали молчать. Я исподволь бросил взгляд на Лызлова, тот отвратительно ухмылялся, поняв, что я боюсь. Да, я боялся и потом долго стыдился своего малодушия.