Небесный Стокгольм - Олег Нестеров Страница 7

По большому счету у анекдотов не было авторов, ими становились и второй, и третий, и четвертый рассказчики.

На это и нужно было рассчитывать, сочиняя. Важно было дать какую-то очень живучую тему или нарисовать парадоксальную ситуацию, неожиданную и противоречивую, и просто отпустить.

* * *

Кира почти сразу же раскопал историю о похожем опыте и принес ее Филиппычу.

Рассказ Киры о народных сказителях, их «кураторах» и о похождениях достойных людей, которые в итоге так никого и не заинтересовали.

В 30-е годы, по инициативе крупного советского ученого Юрия Соколова, был поставлен эксперимент по производству «нового советского фольклора». Задача была сформулирована так: «кулацкое» народное творчество должно быть заменено устным творчеством трудовых масс.

Разыскивали талантливых рассказчиков, сказителей, исполнителей былин, к ним прикомандировывался «куратор» – либо первоклассный журналист, либо литератор, либо даже ученый, чтобы направлять куда нужно, давать «правильную тему», скажем, не об Илье Муромце, а о Фрунзе.

Сказители очень старались, описывали похождения достойных людей вполне искренне и с воодушевлением. Но получалось неинтересно. Их творения записывались, публиковались, но дальше не шли. Народной традиции власть не указ, что хотим, рассказываем, о чем хотим – молчим.

Филиппыч на Кирину историю только рукой махнул – у нас все будет по-другому.

* * *

Сказать, что у них сразу стало все получаться, было бы большим преувеличением. Придумывать анекдоты на заказ оказалось делом трудным и неблагодарным, почти глупым. Как ловить вдохновение, сидя на стуле в кабинете с девяти до пяти? Бывали моменты, когда зацеплялось, бывали абсолютно пустые дни. Они никак не могли подобраться к тому, чтобы хоть как-то свой творческий процесс организовать и взять под контроль, научиться его стимулировать. А главное, они до конца не понимали – возможно ли это?

От них ждали результатов, платили хорошую зарплату, они понимали всю важность задачи. Но твердо обещать, да еще к какому-нибудь сроку, определенное количество нужных и смешных анекдотов не могли.

Филиппыч их терпел и прикрывал, эксперимент продолжался. В какой-то момент он плюнул и прислал им консультанта, специалиста по чувству юмора.

* * *

Фамилия у него была странная: Лук.

Это был бывший офицер, невропатолог, работающий в киевском Институте кибернетики. В последнее время ученые всего мира всерьез задумались над тем, как приблизить мышление разумной машины к человеческому. И стало очевидно, что человеческий мозг, обрабатывая информацию, одновременно обрабатывает эмоции и чувства. Причем они не искажают мышление – для нас это обычное, нормальное явление, – они просто включают внутри разнообразные режимы обработки, иногда аварийные. Знаменитый врач, академик Амосов, выдвинул гипотезу о том, что обработка информации в человеческом мозге осуществляется как взаимодействие двух программ – интеллектуальной и эмоциональной. Поэтому было решено, что создание модели такого взаимодействия и есть актуальная биокибернетическая задача в СССР.

Потребовались специалисты по чувствам, и тогда кибернетики призвали невропатологов.

* * *

– Итак, как строится анекдот? – Лук подошел к самому главному в своей заключительной лекции. – После короткого вступления идет финальная мысль, и, чтобы ее понять, требуется некоторое усилие, умственная работа. Если мысль эта станет сразу же ясна или, напротив, мы слишком долго будем до нее добираться, то эффект от анекдота ослабеет, а иногда и вовсе улетучится. Важна пропорция. Золотое сечение. Сила анекдота именно в нем. И когда он шлифуется многократным повторением и толкованием из уст в уста, эта пропорция рано или поздно находится. Одну и ту же историю можно рассказать тысячью разных способов. Но история становится настоящим анекдотом только в определенный момент, когда золотое сечение найдено. Понятно вам?

Все было понятно.

– И еще. Как-то Марк Твен путешествовал по Европе и читал со сцены свои смешные истории. В какой-то момент он заметил, что один и тот же рассказ иногда вызывал гомерический хохот, иногда просто вялые улыбки, а иногда реакции и вовсе не было. Оказалось, что все зависит от того, какую паузу он выдерживал перед последней фразой рассказа. Если он угадывал ее точно, все оглушительно смеялись. Если чуть-чуть не додерживал – то смех был так себе. А если пауза оказывалась хоть немного длиннее – никто не смеялся, эффект пропадал. Итак, золотое сечение и пауза, то есть воздух. Анекдот жив, пока он дышит. Его нельзя сочинить, и бессмысленно его записывать. Он живет здесь и сейчас. – Лук что-то достал из портфеля. – На прощание вам от меня подарок. В мире так все сейчас переплетено, происходит непрерывное движение и борьба. Вы, как я понимаю, на переднем крае. Повесьте на стене, пусть это будет вашим девизом.

Лук развернул полоску ватмана.

«Важно, на чьей стороне смеющиеся».