Другой день, другая ночь - Сара Райнер Страница 7

– Привет, – здоровается Карен, подойдя к ним. – Что ты здесь делаешь?

Лу живет в Кемптауне, в нескольких милях отсюда.

– У меня сегодня отгул, ходила на тренировку. В Уэст-Хилле есть секция пилатеса для будущих мам.

– Может, зайдем к нам, поболтаем немного?

– С удовольствием.

Дома Карен предлагает подруге чай.

– Хватит и воды, – отвечает Лу, усаживаясь за кухонный стол рядышком с Молли. – Не беспокойся, у меня все с собой.

Она достает из сумки бутылку с водой.

Какая организованная, думает Карен. И следит за здоровьем. Мне нужно брать с нее пример. С тех пор, как умер Саймон, я набрала вес, хотя и раньше не отличалась особой стройностью.

Карен тщетно ищет в ящике открывалку, чтобы разогреть фасоли дочке на обед.

– Как прошло Рождество у твоей мамы? – спрашивает она.

– Ох, я очень переживала… Мы с ними редко находим общий язык. Сестра вела себя невыносимо. Разглагольствовала о том, как эгоистично с моей стороны заводить ребенка, ведь я лесбиянка.

– О господи! – Карен качает головой.

– Я уже привыкла. Самое странное, что мама полностью изменила свое мнение. В конце она даже стала меня защищать.

Карен, наконец, обнаруживает открывалку не в том ящике. Постоянно кладу вещи не на свои места, думает она. Пока она вытряхивает фасоль на сковородку, Лу успевает все рассказать и добавляет:

– Ну, довольно обо мне. Как с Рождеством у тебя?

– О, прекрасно, – бодро откликается Карен.

Лу смотрит на нее искоса.

Карен медлит. Она не уверена, стоит ли продолжать, к тому же при дочке.

– Наверное, я еще хандрю немножко, – осторожно говорит она. – А сегодня у Молли событие, понимаешь…

– Первый школьный день ребенка всегда дается непросто. – Лу бережно обхватывает руками живот.

Ей все это еще предстоит, с легкой завистью думает Карен. Вот бы мои дети вновь стали маленькими. Перед глазами появляется образ Саймона с новорожденной Молли на руках, но Карен быстро отбрасывает эти мысли.

– Да, непросто…

Недавний разговор с Молли показал, что дочка в состоянии понять, о чем идет речь. И словно в подтверждение этого Молли тотчас встревает:

– Мамочка, разве ты не хотела, чтобы я шла в школу?

Карен смеется.

– Конечно, хотела, солнышко. Просто мамочка будет по тебе скучать.

– Но ты ведь будешь видеться со мной.

– Конечно.

Карен и Лу обмениваются взглядами, затем Карен продолжает:

– Знаешь, Молли, беги-ка посмотри мультфильмы, а мама и Лу пока немножко поболтают. Если хочешь, принесу тебе обед на журнальный столик. В особый день можно.

Она пытается отбросить чувство вины за то, что разрешает Молли есть перед экраном телевизора.

– Хорошо!

Молли идет за ней в гостиную.

– Не знаю, порой мне очень не хватает Саймона, – признается Карен, вернувшись на кухню.

– Это естественно.

Карен вздыхает, берет хлеб и отрезает два ломтя. Все вокруг твердят, что время лечит, думает она, но с каждым днем от моего сердца будто откалывается новый кусок.

– Что с твоими родителями? – спрашивает Лу. – Как дела у них?

Карен понимает, что подруга старается дипломатично увести разговор в сторону, но эта тема для нее тоже трудна.

Если я не могу поговорить об этом с Лу, тогда с кем еще? – убеждает она себя, закладывая в тостер хлеб. Лу работает консультантом, на ее глазах происходили и не такие истории, да и меня она видела в самые тяжелые времена – когда умер Саймон. Карен останавливается на пути к холодильнику.

– Ты в курсе, что они переехали сюда?

Лу кивает.

– Как ни жаль, маме пришлось продать виллу. На пенсии они планировали жить в Алгарви [3], мы много лет проводили там у них отпуск.

Карен улыбается, вспоминая веселые крики и смех Саймона, плескающегося с детьми в бассейне; возглас своего отца: «Эй, вы там! Пора выпивать!», означающий, что он готовится разлить по бокалам вечерний аперитив; она почти ощущает запах солнцезащитного крема… Затем улыбка гаснет: она вспоминает о том, какие трудности приходится переживать ее родителям сейчас.

– За границей маме было очень трудно бороться с папиным Альцгеймером в одиночку.

– Могу себе представить.

– Поэтому сейчас папа в лечебнице, в Уэртинге.

– Как ему там?

– Он не в том состоянии, чтобы понимать, как ему. Не уверена, что он вообще знает, где находится.

– Тебя узнаёт?

– Он редко узнаёт близких. Даже маму.

Карен снова вздыхает. Мой отец угасает, медленно, но верно. Осталась лишь тень. С каким светом в глазах он смотрел на меня, с каким воодушевлением слушал мои рассказы… Все это почти исчезло. Его забота о других сейчас вспыхивает внезапно и проходит, а способность удерживать в памяти факты или вести долгие разговоры утрачена полностью.

– Вам сейчас трудно.

– Все это гораздо труднее для мамы, чем для него. В отличие от него, она знает, что он потерял.

Лу кивает.

– Так где же она живет сейчас?

– В Горинге. Снимает там квартиру, чтобы быть поближе к нему.

– Там замечательный пляж, отлично подходит для занятий водными видами спорта.

До беременности Лу вела чрезвычайно активный образ жизни. Могу поспорить, она и сейчас в лучшей форме, чем я, думает Карен. Вон, даже на пилатес ходит.

– Не представляю, чтобы мама вдруг занялась виндсерфингом, – смеется Карен.

– Да, это вряд ли.

– А еще ей пришлось оставить всех своих подруг.

– Ну, думаю, в Горинге у нее найдутся родственные души.

– Ты права, там полно пенсионеров. И все же, наверное, тяжело в семьдесят пять начинать жизнь сначала. Мне было трудно научиться жить без Саймона, и это при том, что нам не пришлось переезжать в дальнюю даль. Кроме нас, у нее здесь никого нет, поэтому я стараюсь почаще ее навещать.

– Похоже, она у тебя отважная женщина, – говорит Лу.

– Так и есть.

– Напоминает мне кое-кого.

Карен не обращает внимания на комплимент.

– У меня сердце болит за нее. Квартирка крошечная…

Она описывает квартиру на цокольном этаже: дешевые розовые обои, узкая односпальная кровать, санузел в бирюзовых тонах и плохо оснащенная кухня – все это не идет ни в какое сравнение с виллой ее родителей в горах рядом с Фару [4].