Шаги навстречу - Кевин Алан Милн Страница 7

Эмили

Туннель. Так Энн описывала свое предсмертное состояние — как будто летишь вниз по очень темному туннелю, а света в конце не видно. Она уверяла, что понимала, что происходит — что она умирает, — и пыталась разглядеть свет в другом конце туннеля. В конце концов забрезжил серебристый огонек. И тут же она почувствовала абсолютный покой и поняла, что все будет очень хорошо. А потом, без предупреждения, ее рвануло назад в мучительную пасть жизни, где было много света, но и почти столько же боли.

Больше она об этом не заговаривала, но я постоянно думаю о «туннеле». Может быть, потому, что именно сейчас, в худшие дни моей жизни, я сама нахожусь в похожем туннеле и ищу выход. Вокруг меня так часто сгущается темнота, рожденная из беспокойства, страха и разочарования всем, что есть в моей жизни, что, кажется, исход печален. Все, что мне нужно, — тоненький лучик света в конце, чтобы знать: все будет хорошо.

Что я наделала?

После ухода Делла я целую минуту стою, прислонившись к двери, опустив глаза и не говоря ни слова. Я знаю, что на меня смотрят дети — Энн с Кейдом сидят на диване, а Бри стоит вверху на лестнице, — но не могу заставить себя посмотреть на них. Должно быть, они очень расстроились.

Разве в семье любовь не главное? Неужели мы друг друга не любим? Тогда почему так тяжело? Почему я так устала? Почему мне грустно? Одиноко? Почему я убита горем?

И чувствую себя виноватой.

Делаю глубокий вдох, чувствую, как расширяется грудь, потом сжимается. Воздух рождает в моей душе крошечный лучик надежды, что когда-нибудь каким-то чудом все останется в прошлом.

Мы справимся. Обязаны справиться.

Наконец я расправляю плечи и поднимаю взгляд на детей.

— Простите, ребята. — Голос мой еще дрожит. — Особенно ты, Энн. Но, пожалуйста, не волнуйтесь о нас с папой. Это простое недопонимание.

— Конечно, мама. — Сложно сказать, то ли Энн соглашается со мной, то ли с сарказмом выражает свои сомнения относительно моих слов. Не важно.

Я вздергиваю подбородок и объявляю:

— Утро вечера мудренее. — Затем нарочито медленно направляюсь в сторону своей комнаты. Проходя мимо дивана, одними губами произношу: — Надеюсь.

В спальне тепло, но сама постель холодна. И остыла она не сегодня. Канули в лету те времена, когда мы целовали друг друга на ночь и желали спокойной ночи, а потом засыпали, как одно целое, обнявшись, обмениваясь друг с другом теплом тел. Теперь мы молча выключаем свет, тут же разворачиваемся к своему одинокому краю матраса и лежим без сна — ни один из нас даже пальцем ноги не решается нарушить невидимую границу посредине. Мы больше похожи на боксеров, каждый из которых в своем углу ринга ждет удара гонга, чтобы начать бой, чем на любящих людей, ждущих хотя бы намека на нежность. Я знаю: если бы он захотел, мог бы дотянуться до меня, а я до него, — но в последнее время никто из нас подобного желания не выказывает.

Сегодня я, насколько достает, протягиваю руку через холодную постель, надеясь коснуться его плеча… но я знаю, что это обман. Если бы он лежал рядом, я не была бы такой дерзкой. Лежала бы на своей половине кровати, одна, в ожидании, что он захочет меня… но этого бы так и не сучилось.

Уже почти час ночи, а Делл так и не вернулся домой.

Когда он уходит, я не могу спать. Я волнуюсь за него. Хочу, чтобы он был рядом, даже когда мы ссоримся.

Ссора во сто крат лучше безразличия!

А преодолевать непохожесть… во сто крат лучше, чем ссориться.

Жаль, я не знаю, что сказать или сделать, чтобы мы выбрались из этой колеи.

Жаль, я не знаю, как дать ему понять, что мы не сломались, а просто прогнулись.

Как бы мне хотелось, чтобы он вернулся домой, вошел в спальню, крепко обнял и просто… любил меня. Как раньше. Клянусь, я бы извинилась! И ответила бы ему.

В четверть второго я слышу, как открывается входная дверь, потом закрывается. Шаги по коридору. Затихают у дверей нашей спальни. Открывается дверь, входит тень Делла.

Тень подходит к его половине кровати, раздевается в темноте, ныряет под одеяло.

— Не спишь? — шепчет он.

— Нет.

— Прости за вечер.

— Ты тоже.

Повисает продолжительное молчание.

— Значит… у нас все хорошо?

Разве?

— Наверное.

Очередное молчание.

— Спокойной ночи, Эмили.

— Спокойной ночи.

Вот и все. Ни поцелуя. Ни объятий.

Постель осталась холодной…