Семён Светлов - Алексей Лукшин Страница 7

Он ткнул себя кулаком в грудь.

– Меня это обстоятельство в корне изменило. Другим человеком стал. Вся моя сущность наружу всплыла. Я теперь перед Богом как на ладони. И вера укрепилась. Только в людях разочаровываться с каждым днём всё больше начал.

Раздражённый Тарас, проговаривая каждое слово, в ответ на это Жорино ортодоксальное заявление сказал:

– О, как тебя понесло. Похоже, когда ночью вещи крал, вера твоя принципами поступилась. Может, спала твоя вера? Или задремала на время, пока ты разногласия с другом ночью урегулировал. Нет. Впрочем, современная гибкая вера более убедительна.

Жора не спасовал, постращав его:

– Пожалеешь, Тарас. Ой, как пожалеешь. Я ведь серьёзно.

– Не зли меня, Жора, – спокойно ответил Тарас, – похоже ты комедию ломаешь.

– Тарас, подожди, всё интересное только начинается, – сказал Андрей Философ пытаясь прояснить историю.

Жора не выдержал.

– Дай я расскажу. А то сейчас Семён вам расскажет.

Он сделал паузу, собираясь с мыслями. Подошёл к столу, взял у кого-то недопитый бокал с чаем. Выплеснул в обычную корзину с мусором. Ополоснул в кулере, снова выплеснул, после чего налил кипятка и сунул в бокал пакетик с чаем.

– Так-то он рассказал верно, но к делу моему это не относится.

– Времени нет, Жор, – торопил Андрей Философ. – Ты человек скорый, быстрый, моментальный. Давай по-существу да разойдёмся.

Жора сбивчиво расставлял точки над i, как ему казалось.

– После всего Семён предложил мне стать директором. Открыл фирму. Назначил меня. Я согласился. Но я же за просто так не буду работать. Вот договорились, что он будет платить десять тысяч.

– Семён, это правда? – Андрей обратился к нему.

– Правда. Суд же впереди. Иначе нельзя.

– А деньги? Деньги за что?! – удивился Андрей.

– Он же гол, как сокол, ребёнка нечем кормить. Да беда навалилась: тогда он в казино сильно проигрался. Я решил: с меня не убудет. Подкину. Кто в церковь несёт, кто в детский дом. Разве мало способов десятину свою отдавать. Благое дело. А здесь особенно: с детства знакомы. Вдвойне приятно. Ну подкидывал ему.

Андрей остолбенел на миг, потом сказал с сожаленьем:

– Память – вещь коварная, потому что у дружбы руки короткие. И что, Жора, договорились? В чём хоть работа заключалась твоя? – он обратился к Жоре.

– От работы кони дохнут, – важно произнёс Жора, – а я директор, лицо компании. Встретиться с кем. Обсудить. Право подписи я Семёну отдал. Всё равно ничего в бумагах и цифрах не понимаю.

Андрей пристально разглядывал собеседника.

– Ты хоть что-нибудь делал? На работу, сюда, в офис, приезжал? За прошедший год я тебя здесь встретил один раз, когда ты машину свою разбил и помогал командирским голосом с эвакуатора её сгружать. Скорее, мужика-водителя пугал и стращал, чтобы меньше денег ему заплатить. А больше я тебя здесь не видел. Потом не знали, что с машиной делать: людям парковаться мешала, глаза мозолила. Вот и всё, что помню. Про аварию тоже слышал, но не так подробно.

Оставаясь на своей волне, Жора навязывал фантазии, в которые он верил:

– Ещё договорённость о том, – он взял листок со стола, тот самый, который разглядывали, – что за каждого поставщика, привлечённого в компанию, мне полагается двадцать тысяч рублей.

Помолчал и заключил:

– Вот так и набежало, – для убедительности потряс листком.

Андрей Философ снова с интересом взял у него листок и стал вдумываться в писанину.

– Десять тысяч зарплата, правильно? – обстоятельно расспрашивал он его.

– Да.

– За двенадцать месяцев, так?

– Верно, – тот согласился.

– За пять не уплачено, – и, не дожидаясь ответа, добавил: – Похоже, что так. А почему сразу не сказал, когда не уплатили? Зачем ждал? И работать ты не работал, а так – числился.

Он уставился на Жору.

– Мне без разницы. Хочет человек платить за то, чтобы я числился, пусть платит. Не насильно же его заставляют. Это его собственное желание. У человека есть деньги. Я не против денег, если они идут мне. Возражать не буду. Меня всё устраивает. Дальше слушай.

– А это что? – перебил Жору снова Андрей. – «Ваня – жёлтая куртка, – он процитировал написанное. – Примерно середина мая. Кажется, нормально. Так и написать: „кажется, Олег – с лодочной станции. Через два дня после Вани“». Это что?

– За каждого из них двадцать тысяч, – моментально вставил Жора, —Согласен на десять.

Андрей Философ обернулся к Семёну Светлову:

– Сень, тут такие кренделя, что зубы обломаешь. Так закручено. Нога Остапа Бендера здесь не ступала.

– Не усложняй, Андрюх. Всё гораздо проще, – попытался сгладить возмущение Андрея Жора.

Но тот его не слушал.

– Я вижу, но всё равно плохо понимаю. Можно сказать, есть соображения, – посмотрел пристально и недружелюбно на Семёна Светлова. – В этой истории есть человек: видимо – честный и порядочный, а невидимо – мерзавец.

Тон был грубый, презрительный. Комната наполнилась напряжением, стало душно, сигаретный дым уже с пылью поднимался в лучах солнца.

– А жёлтая куртка, лодочная станция, и очень интересный типаж, кажется, Гена, в бейсболке, без передних зубов? Так и написано: «кажется, Гена». Что за пассажиры-попутчики?

– Поставщики, – не сдавался Жора.

Не выдержав и перебив, Семён спросил:

– Это за них ты денег хочешь?

– Как договаривались, – в надежде выговорил тот.

– Бомжи. Ты нашёл их, этих людей, на улице и привёл. Они толком не могли сказать, чего им нужно. Называли несуществующие цены, не видели разницы между нержавейкой и алюминием, крышу ржавого «Запорожца» называли листовым железом. Эти обиженные на жизнь субъекты и есть те самые поставщики, за которых у тебя хватает наглости просить деньги? Нет, это уже чересчур. Они предлагали купить за четыре тысячи то, что стоит восемьсот рублей.

– Так что? Тебе одному зарабатывать? – сопротивлялся Жора. – Я же не виноват, что ты не согласился на их условия. Твои жадность и самодурство помешали провести сделки. Здесь нет моей вины. По нашей договорённости ты мне должен деньги. Если бы ты знал, скольких трудов стоило найти их, договориться с ними, чтобы они приехали на переговоры с тобой. Многие вокруг, Семён, считают тебя предсказуемым человеком. Ты с ними не соглашался, сейчас – со мной. Потому мне пришлось прихватить вещи. Больше никак тебя не пронять. Богатых и жадных, чем можно пронять. Взять у них, присвоить, а потом выяснять, имея на руках козыри.

– Сомневаюсь, – засмеялся Андрей Философ. – Только разозлишь. Пронять их можно только угождая, задабривая и соглашаясь. А вот если хочешь, чтобы долго помнили, не забывали, попроси взаймы, причини ущерб либо после совместного предприятия не предлагай принять участия в распределении прибыли.