Лав - из - Таня Малярчук Страница 7

– Ох, Белла, зачем ты это сделала?!

– Потому что я больше так не могла – быть с ним и без него. Я сказала, что хочу всего, а он лишь криво усмехнулся, не глядя на меня, и пошел прочь. Ничего не ответил. Даже не посмотрел на меня на прощание.

– Тебе нужно его забыть, – категорически заявляет Григорьевна. – Забудь о нем, Белла! Господи, да что же он за мужчина?! Настоящие мужчины так себя с женщинами не ведут!

Тело на соседней койке зашевелилось, и Григорьевна переходит на шепот:

– Имей гордость, Белла, забудь о нем. Знаешь, сколько еще их у тебя будет? О-го-го сколько!

Чтоб не быть голословной, разводит руками как можно шире.

– Брешешь ты все, – доносится с соседней кровати.

Белла ложится на койку так же, как остальные пациенты. Кажется, что даже не дышит, просто смотрит в потолок.

Григорьевна неловко топчется рядом. Наконец решается спросить о том, о чем ее подмывало спросить с самого начала:

– Белла, а почему ты ходила по улице голой?

Та не отвечает.

– Белла, ты меня слышишь? Скажи мне. Я твой друг. Я должна знать.

– Оказалось, что у меня нет купальника, – спокойно отвечает Белла и закрывает глаза.

* * *

Две немолодые женщины тянут Беллу с собой через дыру в заборе.

– Не бойся, – говорят они, – пошли с нами. Мы только туда и назад. Они нам ничего не сделают. Имеем право.

Белла колеблется. Если честно, ей нравится и тут. За забором Белла чувствует себя в безопасности.

– Я не знаю, хочу ли выходить, – говорит Белла.

– Как это не хочешь?! – почти кричат женщины. – Ты должна! Эта церковь когда-то была нашей.

– Нашей?

Женщины смотрят на Беллу как на сумасшедшую.

– Когда-то все это был монастырь. А потом пришли психи и возрадовались.

Белла ничего не понимает, но понимает, что должна идти. Пролезает в дыру в заборе. Женщины ободряюще похлопывают ее по плечу.

– А когда здесь был монастырь? – Белла замечает, что церковь и психушка, хоть и разделены забором, но сходны по архитектуре.

Женщины застигнуты вопросом врасплох.

– Десять лет назад, еще при Брежневе, – уверенно говорит одна.

– Верка, что ты мелешь? – возражает другая. – При русском царе еще!

– Ну, по истории у нас – это ты. Идем.

Все трое направляются в сторону церкви. Церковь большая, белая, с зелеными куполами.

– Церковь что надо, настоящая, – говорит Верка Белле. – Сейчас увидишь. Даже второй этаж есть. Я, правда, на втором этаже еще не была – не успеваю добежать…

– А священник в церкви есть?

– Какой священник?! Церковь недействующая. Там только музейные работники, падлы, жить нам не дают. Гоняют туда-сюда, будто мы свиньи, а не люди. Если будут что-нибудь тебе говорить – посылай подальше. Не имеют права. Все это наше было!!!

Белла дрожит то ли от страха, то ли от нервного возбуждения. Женщины проворно открывают перед ней массивные деревянные двери с коваными кольцами вместо ручек.

– Ну, вперед, – говорят. – Не бойся. Заходи, как королева!

Внутри церкви полумрак. Возле алтаря горят свечки.

– Вход две гривны, – слышит справа от себя.

Кассирша музея «Кирилловская церковь» вопросительно смотрит на Беллу.

– Вход в музей две гривны.

Белла игнорирует кассиршу и проходит дальше. На стенах – стершиеся от времени фрески. Тела, ноги, головы, нимбы.

– Женщина, вы что, меня не слышите?

– Я не должна платить, – говорит Белла, – все это когда-то было моим.

– Напасть какая-то, психи эти, – недовольно бормочет себе под нос кассирша и отступает.

Белла бродит между стенами. На одной – фигура ангела в голубом плаще с наполовину закрученным свитком в руках. Под ним надпись: «Ангел, что свивает небо».

Белла прислоняется к ангелу, и ей кажется, что она сейчас врастет в стену, станет ее частью, одной из фресок. Ангел внимательно следит за Беллой.

– Я такая грешница, – шепчет Белла и целует ему ноги.

Кассирша музея, она же, очевидно, и его охрана, бросается к Белле с криком.

– Ну я же специально для вас написала черным по белому! Ну вы хоть читать-то умеете?! Ну как мне с вами бороться?! Сидите себе в своих палатах – зачем вы сюда ходите? Ненормальные!

Кассирша тянет Беллу к выходу. Тыкает пальцем в небольшое объявление на двери:

«Уважаемые прихожане, посетители музея и пациенты психиатрической больницы!

Просим вас не целовать стены церкви.

Благодарим за понимание.

Администрация музея».

Рядом еще одно объявление:

«Уважаемые прихожане и посетители музея!

Просим вас не кормить больных».

4

– Григоривна, вы курите?

Артем Миколаевич с пластиковым стаканчиком растворимого кофе в руках возвращается после обеденного перерыва в поликлинику. Григорьевна стоит возле парадных дверей, как раз рядом с урной, и наспех докуривает десятую за сегодня сигарету.

– А что?

Григорьевна старается на него не смотреть.

– Нехорошо, когда врачи курят.

– Терапевтам можно.

Артем Миколаевич улыбается и встает рядом с Григорьевной.

– Хотите глотнуть моего кофе? К сигарете кофе – как раз хорошо.

– Спасибо, – Григорьевна берет у него пластиковый стаканчик.

Как будто поцеловались, думает надпивая.

– Как у вас дела? Что не заходите ко мне?..

– Времени нет. Так много всяких дел. Не хочу вам голову морочить, Артем Миколаевич.

– Григорьевна, вы мне никогда голову не морочили, потому что я ее теряю, когда вас вижу.

«И как мне это выдержать?» – думает Григорьевна.

– Может, зайдете ко мне в конце смены? Поговорим. У меня есть ваши любимые конфеты.

– Не знаю… Наверное, не смогу…

Артем Миколаевич берет Григорьевну за руку.

– Вы что-то похудели или мне кажется?

– Кажется. Куда мне еще худеть? Я и так как саранча.

– Если и саранча, то очень хорошенькая.

Артем Миколаевич еле заметно гладит Григорьевне ладонь. Ладонь печет огнем.

– Как ваша знакомая… Белла? – с загадочным видом спрашивает Артем Миколаевич.

– Хорошо.

– Ей больше никто не снится?