Собаки в разгар лета - Тэру Миямото Страница 7

…Пак? Шоколадный цех? И тут Нитта вспомнил, кто ему нашептывал тогда, тридцать лет назад: "Украдешь шоколаду?"

— А о том, что старик Конда хочет меня усыновить, знала только ты. Я больше никому не говорил. Даже тетке с дядей…

"Так кто же этот человек?" — думал Нитта. Он не мог припомнить, чтобы кого-то из мальчишек их квартала забирали в полицию из-за украденного шоколада. Конечно же, он не из их класса. Наверное, учился в другой школе или пришел в их школу уже после отъезда Нитты. Интересно все-таки, кто он.

— Да теперь мне все равно… Просто хотел в глаза твои бесстыжие заглянуть. Все приличной притворяешься. А как ловко все подстроила, а? Раз — и у меня отношения со стариком испортились, два — и сама уже у старика в дочках приемных, — сказал мужчина каким-то враз потускневшим, обессилевшим голосом. — Хитро же ты все придумала. Еще совсем девчонка, школьница, а как все рассчитала. Нашептать мне "укради шоколаду", а сама — раз — и к дяде Паку, рассказала, кто это сделал. И дед Конда, конечно, во мне разочаровался. А ты тут как тут, примерная такая, чем не дочка? И его наследство тебе досталось. Интересно, ты сама до этого додумалась?

— Ты серьезно так считаешь? — засмеялась в ответ Ханаэ. — Прямо так сразу — в тебе разочаровался и меня дочерью сделал. Конда хоть и добрый был, но и не такой дурак, как тебе кажется. Глупости какие!

— Да я не о том жалею, что меня дед Конда своим наследником не сделал! Мне вот ни столечко не жалко, что его дома-участки мне не достались. Я уже об этом говорил. Я просто хотел сказать, что разгадал я хитрость твою. Думаешь, я сам не переживал, что старику столько горя принес. Но все равно — ни в полиции, ни ему — я и словом не обмолвился, что это ты меня подбила.

На этом разговор оборвался, послышались шаги Ханаэ. Они приближались к черному ходу, Нитта отступил в глубь проулка и спрятался.

— Это все, что ты хотел сказать мне? — донесся голос Ханаэ. Мужчина ответил не сразу. Он помолчал немного и сказал:

— И ловко же тебе удалось пристроиться к старику Конде в дочки при такой-то мамашке. Как ты все это обтяпала, а? Конда хоть и добряк был, ни за что не поверю, что он просто так согласился удочерить дочь такой мамочки. Дураку понятно, что это все равно что собственными руками все нажитое этой шлюшке отдать. Ты хоть объясни мне, почему Конда тебя удочерил.

— Да я и сама не знаю. После того как тебя забрали, он сразу и пришел к нам с таким разговором.

— И ты думаешь, тебе кто-то поверит, — засмеялся мужчина. — Нет, объясни, как тебе это удалось, — напирал он, но Ханаэ твердила только, что знать ничего не знает.

— Ты же, помнится, тогда кое-что обещала мне. Награду за то, что шоколаду украду…

Наступила тишина.

— Ну да. Я действительно тебе кое-что обещала. Ладно, я выполню свое обещание, можно даже сегодня вечером, — как-то сдавленно произнесла Ханаэ слегка охрипшим голосом, после чего оба опять замолчали.

Вскоре шаги Ханаэ переместились к стойке, потом они смешались с шагами мужчины, послышался легкий скрежет проворачиваемого в двери ключа.

После того как звуки удаляющихся в сторону дороги шагов мужчины и женщины растаяли, Нитта вышел на улицу. Он пошел на вокзал по противоположной от шоссе дороге, пересек опустевший торговый квартал с опущенными жалюзи на витринах и прошел через виадук.

Ну да, как раз здесь был шоколадный цех маленького корейца по имени дядя Пак, подумал Нитта, остановившись перед зданием, где теперь находился видеопрокат. Из этого маленького, всего в три цубо [6]цеха по всей округе разносился запах шоколада. Здесь стояла дробилка для какао-бобов, здесь растапливали масло, потом добавляли в него молотые бобы и сахар и все это смешивали. Грохот смесителя, да такой, что в соседнем бараке все тряслось, раздавался с раннего утра до поздней ночи.

Пак делал самую простую шоколадную глазурь. Ею украшали торты, делая надписи типа "Счастливого Рождества!". Но для детей это было лакомство, которое доставалось тогда совсем нечасто.

Обычно в конце дня дядя Пак, который из-за бельма на глазу плохо видел, вооружался большой лупой, собирал осколки шоколада, упавшие на пол, складывал их в банку и прятал ее в старенький сейф. На другой день он переплавлял эти шоколадные осколки и заливал готовый продукт в жестяную банку.

Дети, игравшие около цеха, помогали грузить холщовые мешки с какао-бобами, всегда надеялись, что как-нибудь Пак, под хорошее настроение, угостит их застывшими каплями шоколада. Но этого ни разу не случилось.

Особенно сильным запах шоколада становился в душные летние дни. Он заполнял воздух рядом с цехом, так что дети просто глотали слюнки.

— Слышь, Такэ-тян, — остановила проходившего мимо Нитту мать Ханаэ. Она обмахивала веером шею и грудь, на которых выступили капельки пота. — Ханаэ что-то не в духе… И с чего бы это?..

Соседки говорили, что к матери Ханаэ нельзя приближаться, потому что от нее можно заразиться дурной болезнью. Нитта подтянулся на руках и заглянул в окно Ханаэ. Ее дома не было. На постели, подложив руку под голову, спал незнакомый мужчина.

— Слышь, Такэ-тян! Говорят, сейчас дядя Пак куда-то ушел… — Женщина поманила Нитту: — Я знаю, тебе нравится моя Ханаэ… А она, между прочим, говорила, что и ты ей нравишься. — Она тихонько захихикала, хотя ничего смешного в ее словах не было.

— Она у меня шоколад любит. Слышь, Такэ-тян, ты уж угоди ей, а? Сделай так, чтобы она перестала сердиться. Сбегай укради шоколаду у Пака.

Нитта смешался и рванул было с места, но она успела схватить его за ворот рубашки и прошептать:

— Украдешь шоколаду, а? Шоколад-то сладкий. А Ханаэ уж постарается, отблагодарит тебя. Слышь, Такэ-тян, за ней дело не станет, отблагодарит тебя, куда слаще шоколада тебе покажется…