Бытовая химия - Мил Миллингтон Страница 7

– Фио… на! – Я хотел протянуть руку и дотронуться до ее локтя, но потом решил, что лучше не стоит. – Я только вошел.

Она приподняла бровь на четверть миллиметра. Уничтожающий жест.

– Ну, в смысле… я… понимаешь, только пришел… сюда. Вот только что. Вошел, через дверь. – Я изобразил, что открываю дверь. – Ха-ха… Да, ну неважно. Я пришел увидеться с Хью… Хью-хью, ха-ха-ха!.. Да… Ну, наверное, я лучше… мне лучше… ну понимаешь… Меня ждет Хью. Ха-ха-ха! – Что за ахинею я нес? – Да, в общем. Я, пожалуй, пойду и… вот я уже иду. Пока, в общем, приятно тебя видеть.

– Том.

Я направился к кабинету Хью. Или нет, подождите, если уж честно, я, пританцовывая, прошелся к кабинету Хью. Казалось, внезапно мои нервные импульсы отказали и я потерял способность испытывать чувство стыда.

Хью просматривал номер вчерашнего впуска «Вечерних новостей». Склонившись над газетой, он туда-сюда вращал пустую кофейную чашку. Погруженный в процесс, не заметил моего появления и глянул на меня только когда я заговорил.

– О, привет, Том, – ответил он, искривив губы и выжав слабую улыбку. Улыбки некоторых способны осветить комнату, улыбка Хью способна потушить в ней свет.

– Что ты тут делаешь?

– Я пришел проведать тебя, само собой, зачем еще я могу сюда прийти?

– Я не…

– Вот видишь. А что ты читаешь?

– Что? А… да я просто просматриваю колонку некрологов.

– Ты кого-то ищешь?

– Ну… так, для себя. «Мужчина, умер тридцати семи лет от роду…» Я соизмеряю себя с общей картиной мира. Понимаешь, стараюсь освоить жанр. Если я вижу, что кто-то умер в тридцать пять, то думаю: вот хорошо. Мои дела не так уж плохи. Если бы я был тем бедным парнишей, то вот уже два года лежал бы в могиле. Вот за что стоит благодарить Бога.

– И что, благодаришь?

– Нет. Не благодарю. Господи! Люди умирают совсем молодыми. Должно быть, мне страшно повезло и такая удача не может сопутствовать мне слишком долго.

– Неплохая мысль. Хочешь, я позвоню Сатане, и заключишь сделку? Прямо сейчас.

– Это как на кладбище. Знаешь, когда ты там? Когда присутствуешь на венчании или просто бродишь у какой-нибудь церквушки поблизости с кладбищем…

– Понимаю.

– И начинаешь прочитывать надгробные надписи просто из любопытства или чтобы убить время?

– Да.

– И вычитаешь из года смерти усопшего его год рождения, чтобы узнать, сколько ему было лет, когда он умер, и сравниваешь с собственным возрастом?

– Я так не делаю.

– Ну, а со мной так бывает. Если покойники моложе, это жутко. Если им столько же лет, тогда это столкновение со смертью лицом к лицу, правда ведь? Так что это тоже жутко. А если они старше, то это…

– Жутко?

– Правильно. Если умершему, например, сорок два, ты думаешь: осталось всего-то пять лет. Еще пять лет: смогу ли я достигнуть всего, чего хочу, за пять лет? Учитывая, что я старался достичь хоть чего-либо за тридцать семь лет и не сумел… Я вчера еще чуть-чуть поработал над своей книгой, кстати.

– Правда?

– Да… – его голова безжизненно склонилась, словно этого было вполне достаточно для объяснения.

– Знаешь… Я открываю газету, чтобы проглядывать рубрику знакомств.

– Зачем?

– Очень увлекательно. На нее можно даже подсесть. Я изучал ее на днях. Совершенно иной мир: все эти люди, отчаянно прилагающие усилия, чтобы четко описать себя в крошечном объявлении из нескольких слов: кто они, почему они тут и на что они надеются. «34-летняя мама, рост 160 см, любит чтение, спорт и движение. Ранена былой любовью, ищет заботливого Принца от 25 до 42». Крохотные новеллы в два предложения, в которых нет последних страниц.

Хью сморщился, с хрустом смял пластиковый стаканчик и, подкинув его вверх, отправил в урну.

– По-моему, звучит очень грустно.

– Ну, мне ясен твой ход мыслей, они же не мертвые, поэтому тебе неинтересно. А вообще, – согласился я сам с собой, – они настоящая противоположность мертвым.

– Да, готов поспорить, что Сара, войдя в комнату и обнаружив, что ты просматриваешь объявления, говорит: «Том! Читаешь «Знакомства», да? Какое приятное проявление жизнерадостности!»

Как и полагается, я не посвящал Сару в тайну своей новой привязанности, просто не возникало повода. Не то чтобы скрывал, понимаете, я просто переворачивал газету на другую страницу, когда она входила в комнату, чтобы подружка не поняла меня превратно.

– Вообще-то Сара тоже считает их занимательными.

– Правда?

– Да, правда. В общем, неважно. Решился вопрос с заказом?

– Я же сказал тебе, как только я буду знать что-либо определенное, то позвоню Эми.

– А когда ты узнаешь?

– Трудно сказать.

– А когда ты узнаешь, когда это узнаешь?

– Господи, какая зануда! Даже для автора это уж слишком. Послушай, сегодня у меня будет встреча. Если она пройдет хорошо, я передам информацию Эми, и она сразу с тобой свяжется.

– А если встреча пройдет плохо?

– Тогда я переоденусь в лохмотья старой мексиканки и сбегу через кухню, и ты никогда больше меня не отыщешь.

Он явно был не намерен посвящать меня в свои дела (просто ненавижу таких осторожных кадров), так что я напомнил ему о видеокассете для Сары и отправился поболтаться по городу. Был теплый весенний день, и на улицах, как обычно, толпились продавцы-частники, туристы и бездомные. Я собрал целую кипу из 15 листовок с рекламой экскурсий, мероприятий, особых предложений по покупке мобильных телефонов, которые всегда сопровождались громкими эпитетами «невероятно» или «сногсшибательно». Они мне были совсем ни к чему, конечно, просто мне доставляет удовольствие радовать раздающих, внушать им чувство, что они чего-то достигли. Проше простого пасть духом, если стоять посередине улицы весь день с приклеенной к лицу улыбкой, изо всех сил раздавая бумажки людям, которые либо с презрением отводят их руками, либо берут, чтобы, скомкав, кинуть на следующем же шагу. Я всегда беру листовки. Мне нравится думать, что так я доставляю радость раздающим их людям: они приходят домой – утомленные, замерзшие, пропахшие пылью и выхлопными газами, – устало вешают куртку с логотипом фирмы на спинку стула, но потом вспоминают обо мне и, улыбаясь, говорят мужу или жене: «Сегодня… я чуть-чуть изменил мир к лучшему».