По миру с барабаном - Феликс Шведовский Страница 7

И вот мы, задержанные, сидим в служебном помещении. Время идет, мы опаздываем на автобус до Кашгара. Билеты, купленные заранее, нельзя сдать, а стоят они достаточно дорого. Наконец появляется офицер и увозит Тэрасаву-сэнсэя и Сергея в участок. Там они договариваются заплатить штраф, а пленку срочно проявить и вырезать из нее запрещенные кадры. Оказалось, что они и не получились.

Гуляя по Урумчи, мы заметили, что у малых ребятишек (как и у нищих) на штанах дырка для удобства отправления естественных потребностей. Андрей пошутил, что если у китайцев к шестнадцати годам штаны зашивают, то у нас наоборот.

Здесь многие, особенно дети, приветствуют нас по-буддийски: «Амита Фо» [8]. Сэнсэй сказал, что так в Китае закончился буддизм – когда стали почитать второстепенного Будду Амитабху, а не исторического Будду Шакьямуни, которому, собственно, и обязано современное человечество, поскольку именно через него и его сутры [9]оно получило Учение Будды. А дети, которых мы видим, уже и вовсе неверующие. Они просто «по приколу» повторяют то, что видят в боевиках про буддийских монахов. На севере Китая буддизм не существует даже формально, хотя в древности он здесь процветал.

20 августа 1994 г. В 11 часов вечера приехали в Кашгар. Вокруг полно пакистанцев и индийцев, внешне отличающихся от своих смуглых собратьев в Индии: хотя форма лица индийская, однако цвет белый, слегка желтоватый. Сэнсэй сказал, что это тип Шакьев, из рода которых и был Будда Гаутама.

Кашгар, возможно из-за близости к границе, не такой крикливый город, как Урумчи. Китайцы вообще шумливы. Чтобы чего-нибудь добиться, нужно быть громогласным и бесцеремонным. Хотя машины постоянно сигналят, главенствуют на улице не их гудки, а людское горло. В Урумчи, например, когда автобус подъезжает к остановке, кондукторы (а их по одному у каждой двери автобуса) через динамики оглашают окрестности информацией о маршруте.

21 августа 1994 г. Отправляемся на Кашгарский базар. Ворота базара – огромные, в мусульманском стиле, на них снаружи написано на нескольких языках, в том числе и на русском: «Кашгарский средний и западный азиатский мировой рынок», а внутри – «Рука об руку снова развертываем торговлю Шелкового пути».

Вот уж верно назван базар «мировым». Издревле в этом месте пересекались пути многих народов. В воскресенье здесь – срез всего человечества.

Базар представляет собой проспект, загроможденный торговыми рядами, которым и с возвышения не видно конца-края. Ишаки, вело– и моторикши, автомобили, люди, бараны – все это в тесноте маневрирует, орет и сигналит что есть силы. Коричневый ручей с высокими обрывистыми берегами рассекает рынок. Люди передвигаются на повозках, лошади при этом по грудь в воде. Тяжело нагруженные людьми повозки чудом не переворачиваются. Мы не рискуем перебираться в другую часть рынка таким способом. Моторикша перевозит нас по мосту, расположенному в стороне. Чего тут только не продают и не делают прямо на месте! От дынь до лечения зубов при помощи какого-то страшного станка, приводимого в движение, наверное, ногой, как швейная машина.

Вечером идем к озеру, чтобы проводить церемонию по случаю полнолуния. Озеро пересекают дорожки, выложенные каменными плитами, на перекрестках дорожек – беседки. В одной из них проводим церемонию.

Здесь, в Кашгаре, мастер Сурьясома вручил Лотосовую сутру Кумарадживе. Он завещал распространять ее на северо-восток, то есть дальше в Центральную Азию и Китай, согласно предсказанию Будды о перетекании Дхармы [10]вослед за лучами заходящего солнца.

А в «Увещевании Хатиману», написанном через девять веков японским монахом Нитирэном (1222—1282 годы), утверждается, что, выйдя из Индии и достигнув крайней точки на востоке, то есть Японии, Учение Будды начнет возвратный ход – с востока на запад, так же, как движется восходящее солнце. И теперь пророчество сбывается. Это подтверждается хотя бы тем, что есть мы – западные ученики японского монаха.

22 августа 1994 г. Утром вышли на уличную практику. Ударяя в барабаны, прошли мимо огромной статуи Мао. Закончив практику, сели в кузов моторикши. И вдруг обнаруживаем, что он повез нас не в гостиницу, а в милицейский участок… Два плюгавеньких стукача, один в кепке и круглых очечках, собственноручно высадили нас из повозки и проводили до дверей. Тот, что в очечках, тут же, в нашем присутствии, писал заявление на нас. Милиционер, держа в руках книжку законов, объяснил, что в Китае запрещена религиозная пропаганда, то есть молиться можно только в храмах, но не проповедовать за их пределами, и посоветовал нам стучать в барабаны на базаре.

Правоохранитель спросил также, есть ли у Тэрасавы-сэнсэя религиозная литература. Повертел в руках Лотосовую сутру на древнекитайском языке и сказал, что к пропаганде относится и распространение литературы. Сэнсэй ответил: «Это моя личная книга, я только сам ее читаю», – и тот отдал ему книгу. Нас быстро отпустили.

Авторикше за задержку мы заплатили, разумеется, в два раза меньше. Пока он нас вез все-таки туда, куда мы просили, мы восхищались, как аккуратно здесь забирают. Все делается за кулисами, без шума. Милиционеров с грозными лицами на улицах, как у нас, тут не видно, и дубинок обычно у них нет. Это не нужно, когда весь народ – диктатор и осведомитель.

И вот мы едем на микроавтобусе к древней ступе Морф (вернее, к тому, что от нее осталось). Въезд в пустыню, посреди которой она возвышается, платный – музейная зона. Вокруг ступы – развалины древнего города. Время стерло со ступы все краски, сделав ее одного цвета с пустыней. Раньше здесь протекала река. Ушла река, и город умер.

Мы обошли вокруг ступы и уже собирались садиться в микроавтобус, как вдруг путь нам преградили несколько китайцев с кирками и лопатами. Хотя мы заплатили в кассу за въезд на территорию музейной зоны, они потребовали от нас денег еще и лично для себя – за то, что мы совершили церемонию почтительного обхода ступы. Угощаем их арбузом, попросив водителя разрезать его, тот делает это мастерски. Но рабочие не смягчаются и после трапезы снова не пускают нас в автобус. Тэрасава-сэнсэй строго сказал нам, чтобы мы ни в коем случае не прибегали к насилию и никак не реагировали. Мы протиснулись в салон между рук этих рабочих, как между веток… Они были настолько обескуражены тем, что мы не спорили с ними и даже как будто не замечали, что, видимо, поэтому не пустили в ход кирки и лопаты. Один рабочий все же залез в автобус вслед за нами и стал о чем-то горячо спорить с водителем. Другой все протягивал в окно бумажку в 10 юаней, мол, платите по столько. Все это продолжалось довольно долго, пока Слава из Киева не схватил резко эту купюру и не разразился тирадой на русском языке, энергично сопровождая ее красноречивыми жестами: «Вы своему Аллаху молитесь, но денег за это не платите, помолились и пошли, так чего же от нас-то хотите?!» И швырнул купюру за окно. Рабочего из автобуса как ветром сдуло. Автобус тронулся. Водитель заметил: «Аллах подействовал».