Санки, козел, паровоз - Валерий Генкин Страница 7

В сортир проводят синий свет,

И домработница на кошку

Кричит: «Не писай на паркет»,

И покупают хризантемы,

И открывают чемодан,

И нет другой в квартире темы —

Монтан, Монтан, Монтан, Монтан…

Там были еще такие забавные строчки: «И кажется, со всех концов бежит к Монтану Образцов». И конечно, мне, школьнику, запомнились слова восхищенной дамы:

А как он выдал про стилягу!

Вот подойду к нему и лягу —

Бери меня, срывай нейлон,

Бушует чувств во мне мильен! —

и концовка с запретным словом:

Монтан гремит на всю Европу,

Спасибо, что приехал он,

Но целовать за это жопу… —

Как говорится, миль пардон.

Однако я отвлекся.

19 января 1934 г.

Итак, с Р. все кончено. Он не любит меня — это факт. Сегодня дело дошло до оскорбления. Р. сказал: «Когда человек самоуверен — это хорошо. Но когда он слишком это выказывает, я называю его нахалом!» Это — про меня! За всю мою любовь, за все, что я ему прощала!.. Я не писала еще об Осе в дневнике. А есть что написать! Если бы он относился ко мне не просто как товарищ! Одно время мне казалось, что это так. А теперь!.. Нет, не то. Хватит.

Завтра экзамен по политэкономии.

(Ну вот, наконец! Наконец появился Ося, Иосиф, мой отец. — В.З.)

1 февраля 1934 г.

Сегодня Ося дал мне свою карточку. Там по-английски написал: For you to remember. Мне очень приятно…

11 марта 1934 г.

Ничего, абсолютно ничего не осталось у Рости из того, что было раньше. Смотрит на меня свысока. Да и мое отношение к нему изменилось. В конце концов, всему бывает предел. Сейчас мы видимся очень редко. Иногда он звонит вечером, зовет погулять. И разговор только об учебе. До чего ограничен человек! Ну, хватит о нем. Лучше об Осе. Он учится у нас в институте, тоже на втором семестре. Очень интересный, просто редко встретишь такого. Очень развитый (во всех отношениях), хорошо учится (и одевается!). И очень нравится мне. Но, что хуже, Ире П. он тоже очень нравится, а что еще хуже — мы обе ему не нравимся (как я бы хотела и как нравится мне он). Мы всегда вместе: я, Ира, Ося и Джемс. Джемс — это Осин товарищ, учится на шестом семестре нашего института. Ира нравится Джемсу. Вместе гуляем, в кино ходим, в театры. Но все это на товарищеской почве. Я не влюблена! Но когда вижу его… Я бы сейчас гораздо больше хотела быть в близких отношениях с ним, чем с Ростей.

А он — льдышка! Ни с кем не встречается. Неужели ему никто не может понравиться?

Я сейчас просмотрела дневник. Сколько раз мы с Ростей «кончали наши отношения» и все никак не можем сделать это окончательно. «В любви не надо ждать огней заката, пусть наше чувство будет нами смято». А с Ирой П. у нас бывают неувязки. Мне кажется, во многом виноват Ося. Вот мы и столкнулись с ней на этом фронте. Нехорошо.

7 апреля 1934 г.

Я не знаю, что со мной!

Мне очень нравится Ося — это факт. Нравлюсь ли я ему как девушка? Не могу понять. Иногда кажется, что да. Чаще — нет. Во всяком случае, он никогда не старается быть ближе ко мне, чем к Ире. Скажем, сесть рядом. Порой кажется, он делает некоторые вещи для того только, чтобы я не обиделась. Я сказала Ире, что Ося мне нравится. Она меня уверяет, что я ему тоже. Что-то не верится. И вообще, что за пара — он и я. Он изумительно интересный, прекрасно одевается. А я… Да, это несбыточная мечта.

А Ростя? Когда мы не видимся, я думаю и о нем, но больше — об Осе.

P.S. Ирочка! Я только что прочла твой дневник. Отвечу коротко. Ты любишь Осю, это факт. Как больно, что мы столкнулись с тобой: я тоже его люблю. Но я не хочу и не могу с тобой конкурировать. Нас нельзя сравнивать, мне это очень хорошо известно. И зачем ты так пишешь о его отношении ко мне? Мне-то кажется, что к тебе Ося лучше относится. Ведь он никогда со мной рядом не садится — в кино, в театре, в институте на лекциях. Так в чем же проявляется его особенное отношение ко мне? Ирочка, если бы ты знала, как мне тяжело! Не столько потому, что Ося так равнодушен, сколько из-за нас с тобой. И что теперь будет? Ведь должен же быть какой-то выход. И еще: все мои поступки, капризы и обиды объясняются исключительно Осей, я очень ревную его к тебе. И злюсь на весь мир, а на тебя особенно. Ой, как это ужасно! Ведь ты же любишь его и пишешь об этом так откровенно. Тебе только в одном отношении легче — у тебя есть Борис, он хоть и мой «братишка», но безумно любит тебя, ты всегда найдешь у него ласку и утешение. У меня же нет никого. Даже Росте (а я знаю, раньше он очень любил меня) я теперь не нужна. А об Осе и говорить нечего. Я — и он! Это даже смешно…

Итак, выход должен быть найден. Я жду твоего слова.

Целую тебя.

Твоя Леля

Р.P.S. Почему пишу в дневнике? Здесь искреннее. Ира, может нам лучше расстаться с тобой? Разойтись и посмотреть, с кем будет Ося? Но я так люблю тебя!

(Здесь вложен листок, исписанный маминым почерком, но, судя по содержанию, это слова Иры П. Видимо, мама выписала это из Ириного дневника. Вот что там. — В.З.)

Не могу понять, как Л. может до такой степени быть зачарована Ростей. Раньше она была разборчивой и самолюбивой. Теперь она обезличила себя. Я бы не смогла. Я не могу и не хочу быть «постольку поскольку» и «когда нет более важных дел».

Я знаю, что люблю Б. Но меня любят больше. Это приучило меня делать все по-своему. Когда-нибудь я расплачусь за это своей волей.

Ося похож на спящую красавицу. Где же принц, который разбудит его? Странно, но я очень хочу этого. Но вот, красавица, кажется, начинает пробуждаться. Лелины старания даром не проходят.

31 мая 1934 г. 5 ч. 45 мин. утра

Вчера с Осей и Джемсом была в ПКиО. Какой же Ося хорошенький! Но это не новость. А сейчас хочу записать сон, который сегодня приснился. О, если б это было наяву!

Я у Оси дома, и Джемс у него. Мы сидим около какого-то стола. Я между ними. Вдруг Ося берет мои руки, нежно обнимает меня и прижимает к себе, в то же время целуя в губы. У меня так сильно забилось сердце. Я вся затрепетала. Я так остро чувствовала сильные и нежные объятия и этот поцелуй, что ощущения сна совершенно не было. Только неприятно было, что в комнате Джемс. Ося спросил: «Да, Леля?» Я смогла только кивнуть… И проснулась.

Ах, это только сон!

6 ч. 20 мин. вечера

Боже, как я люблю его! Что делать? Ира — тоже. Дальше так продолжаться не может. Ира мучается. А я! Я не могу выносить, когда его нет со мной, когда он говорит с кем-нибудь! Вот бы сказать ему все — и пусть выбирает. А если никто из нас ему не нужен, то мы не должны видеться. Это пытка и для меня, и для Иры.