Прелестные создания - Трейси Шевалье Страница 7

— Но я не собираюсь его продавать. Это для моей коллекции.

Мэри странно на меня посмотрела. Тогда мне пришло в голову, что хороший образец значил для них хорошую цену. Не более того.

Мэри положила аммонит на место и взяла коричневый камень длиной с ее палец, но толще, с покрывающими его спиральными отметинами.

— Странная вещица, — заметила я. — Не уверена, что именно это такое. Может, просто камень, но кажется, это было живое существо. Я почувствовала, что должна его взять.

— Это безоаровый камень.

— Безоаровый? — нахмурилась я. — Что это такое?

— Волосяной шар, вроде тех, что находят в желудках у коз, мисс. Папа мне о них рассказывал. — Она положила камень, затем взяла двустворчатую раковину, называемую грифеей, которую местные жители считали когтем дьявола. — Эту грифею вы еще не чистили, мисс?

— Я вымыла ее.

— А лезвием не скребли?

— Каким лезвием?

— А, сойдет и перочинный нож, хотя лучше бритвой. Надо поскрести внутри, чтобы снять слой ила и все такое и придать ей хороший вид. Я могла бы вам показать.

Я фыркнула. Мысль о том, чтобы ребенок учил меня что-то делать, казалась смехотворной. И все-таки…

— Хорошо, Мэри Эннинг. Приходи завтра со своими лезвиями и покажи мне. Заплачу тебе по пенни за каждую окаменелость, что ты почистишь.

От предложения об оплате у Мэри заблестели глаза.

— Спасибо, мисс Филпот.

— Ну а теперь ступай. По пути скажи Бесси, чтобы дала тебе кусок яблочного пирога.

Когда она ушла, Луиза сказала:

— Она помнит, как ее ударило молнией. Я по глазам вижу.

— Она же тогда была чуть ли не младенцем!

— Ну и что? Такое не забывается, дорогая.

На следующий день Ричард Эннинг снизил цену и согласился сделать мне шкаф для экспонатов за пятнадцать шиллингов. Это был первый из череды многих шкафов, которые мне пришлось заказывать, хотя Эннингу суждено было сделать для меня только четыре, прежде чем он умер. Впоследствии у меня были совершенно замечательные шкафы самой лучшей отделки. Ящики в них послушно выдвигались, не застревая в пазах, а стыки не приходилось проклеивать заново после периодов засушливой погоды. Но с недостатками шкафов мистера Эннинга я мирилась, ибо считала, что ту заботу, которой не хватало произведениям его столярного мастерства, он отдал своей дочери.

В скором времени Мэри стала частым гостем в нашем доме, приводя мои экспонаты в порядок и продавая мне останки окаменелых рыб, обнаружив, что они мне очень нравятся. Иногда она сопровождала меня на пляж, когда я выходила охотиться за ископаемыми, и, хотя я ей об этом не говорила, с ней мне было гораздо спокойнее, потому что я опасалась, что прилив может начаться, когда я меньше всего об этом думаю, и отрезать меня от берега, оставив на какой-нибудь одинокой скале в море. У Мэри не было этого страха, так как она обладала природным чутьем на прилив и отлив, которому я никогда по-настоящему не научилась. Наверное, чтобы иметь такое чутье, надо вырасти совсем близко у моря, так близко, чтобы видеть его за окнами денно и нощно. Прежде чем отправиться на пляж, я изучала таблицы приливов и отливов в альманахе; Мэри же всегда знала, что именно происходит в море: прибывает вода или убывает, какая часть берега открыта в тот или иной момент времени. Самостоятельно я ходила по пляжу только при отливе, ибо знала, что у меня есть несколько безопасных часов, — хотя даже и тогда я часто теряла счет времени, что так легко сделать, пока охотишься, и, бывало, обернувшись, видела, что море неслышно подступает ко мне.

Я дорожила обществом Мэри и по другим причинам. Она научила меня многим вещам: как море формирует вдоль берега каменные уступы и в каком из них вероятнее всего можно найти окаменелости; как обнаруживать вертикальные трещины в обрывах, предостерегающие о возможности оползня; где выбираться на утесы, если прилив все-таки отсечет нас от берега.

Кроме того, она была приятна в качестве компаньонки. В некоторых смыслах Лайм был более свободным местом, чем Лондон: например, я могла сама ходить по городу, не нуждаясь в сопровождении своих сестер или Бесси. На пляже, однако, часто бывало пустынно, если не считать нескольких рыбаков, проверяющих ловушки для крабов, или путешественников, проходивших во время отлива между Чармутом и Лаймом. Пляж не считался местом, куда девушка могла отправляться на самостоятельную прогулку. Позже, когда я стала старше и когда меня меньше стало заботить, что обо мне подумают другие, я выходила на пляж и в одиночку. Но в те ранние дни я предпочитала общество спутников. Иногда мне удавалось уговорить пойти со мной Маргарет или Луизу, и порой они даже находили вполне любопытные окаменелости. Хотя Маргарет терпеть не могла пачкать руки, она выглядывала камни железного колчедана, потому что ей нравился его золотистый блеск. Луиза сетовала на безжизненность камня в сравнении с красотой растений, но иногда все же взбиралась на утесы и изучала стебли морской травы через свое увеличительное стекло.

Мы проводили много времени на участке взморья между Лаймом и Чармутом, растянувшемся на милю. К востоку от дома Эннингов, в конце Пушечного утеса, берег резко изгибается влево, так что из города пляж становится невидимым. Этот берег на протяжении нескольких сотен ярдов граничит с Церковными утесами, сформированными тем, что называется голубым лейасом — слоями известняка и глинистого сланца голубовато-серого оттенка, образующими полосатый узор. Затем пляж мягко поворачивает вправо, прежде чем выпрямиться по направлению к Чармуту. Вдоль изгиба высоко над пляжем нависает Блэк-Вен, огромный оползень, превративший утесы, располагавшиеся ближе к пляжу, в крутой слой аргиллита. И Церковные утесы, и Блэк-Вен содержат в себе множество окаменелостей, которые со временем постепенно сползают на берег. Именно там Мэри нашла многие лучшие свои образцы. И там же нам пришлось пережить много довольно тяжелых испытаний.

На второй год нашего пребывания в Лайме Маргарет наконец удачно устроилась в своей новой жизни. Она была молода, морской воздух придал ей свежий цвет лица, и, будучи здесь новенькой, она стала объектом большого внимания среди развлекающейся публики. Вскоре у нее появились любимые партнеры для виста, компаньонки для купания, а также семьи, готовые торжественно прогуливаться с ней по Коббу. Во время сезона бал в Курзале устраивали каждый вторник, и Маргарет не пропускала ни одного танца, сделавшись всеобщей любимицей благодаря своим легким ножкам. Иногда мы с Луизой сопровождали ее, но скоро она нашла себе более интересных друзей: семьи из Лондона, Бристоля или Эксетера, выезжавшие в Лайм на лето, а также нескольких избранных местных жителей. Мы с Луизой испытали облегчение, когда отпала необходимость всякий раз отправляться на бал. С той поры как годы назад мне довелось подслушать убийственное замечание касательно моей челюсти, я никогда не чувствовала себя комфортно в людных местах, предпочитая сидеть и смотреть или, еще лучше, читать у себя дома. Сто пятьдесят фунтов в год, распределяемые среди трех сестер, не давали нам возможности покупать новые книги, абонементная же библиотека Лайма состояла в основном из старых романов, но я настаивала, чтобы на Рождество или день рождения мне не дарили бы ничего, кроме книг по естественной истории. Я обходилась без новой шали, чтобы вместо этого иметь возможность купить книгу. А еще нужные книги одалживали мне мои друзья из Лондона.