Аня из Зеленых Мезонинов - Люси Мод Монтгомери Страница 7

— Это пруд Барри, — сказал Мэтью.

— Нет, это имя мне тоже не нравится. Я назову его… дайте подумать… Озеро Сверкающих Вод. Да, это правильное имя. Я знаю это по дрожи. Когда я нахожу имя, которое точно подходит, я чувствую дрожь. У вас что-нибудь вызывает дрожь?

Мэтью размышлял.

— Мм… пожалуй, да. Дрожь меня всегда пробирает, как увижу этих противных белых гусениц, которые ползают в огуречных грядках. Терпеть их не могу.

— О, мне кажется, это не совсем та дрожь. А вы как думаете? Ведь есть разница между гусеницами и озерами сверкающих вод, правда? Но почему этот пруд называют прудом Барри?

— Наверное, потому, что мистер Барри живет там, в том доме. Садовый Склон — вот как это место называется. Если бы не та густая роща за ним, ты могла бы увидеть отсюда Зеленые Мезонины. Но нам придется проехать через мост и кругом по дороге, это еще примерно полмили.

— А у мистера Барри есть маленькие девочки? Ну, не очень маленькие — моего возраста.

— Да, у него дочке одиннадцать лет. Ее зовут Диана.

— О-о! — протянула она, глубоко втягивая воздух. — Какое прелестное имя!

— Ну, я так не думаю. Звучит как-то ужасно по-язычески. Я предпочел бы Джейн или Мэри или еще какое-нибудь разумное имя вроде этого. Но когда Диана родилась, Барри сдавали комнату школьному учителю. Они попросили его выбрать имя, и он предложил имя Диана.

— Жаль, что не было такого учителя там, где я родилась. О, мы уже на мосту! Я зажмурюсь покрепче. Мне всегда страшно переезжать через мосты. Я не могу удержаться и не воображать, что, может быть, как раз когда мы будем на его середине, он закроется, как складной ножик, и защемит нас. Поэтому я закрываю глаза. Но мне всегда приходится открыть их, когда мне кажется, что мы уже возле середины. Потому что, понимаете, если бы мост закрылся, я хотела бы увидеть, как он закрывается. Как он весело громыхает! Я люблю, когда так громыхает. Разве не чудесно, что есть так много вещей на свете, которые можно любить? Ну, вот и проехали. Теперь я посмотрю назад. Спокойной ночи, дорогое Озеро Сверкающих Вод. Я всегда говорю спокойной ночи вещам, которые люблю, совсем как людям. Я думаю, им это нравится. Эта вода словно улыбается мне.

Когда они миновали очередной холм и дорога снова повернула, Мэтью сказал:

— Мы почти возле дома. Зеленые Мезонины…

— О, не говорите где, — прервала она, поспешно хватая его приподнявшуюся было руку и закрывая глаза, чтобы не видеть, куда он указал. — Позвольте, я угадаю. Я уверена, что угадаю правильно.

Она открыла глаза и взглянула вокруг. Кабриолет был на гребне холма. Солнце уже село, но окрестности были еще ясно видны в мягком свечении заката. На западе темный шпиль церкви высился на фоне ярко-оранжевого неба. Внизу была маленькая долина, а за ней тянулся длинный покатый склон, на котором толпились аккуратные фермерские дворики. Глаза девочки перебегали от одного из них к другому жадно и серьезно. Наконец, взгляд ее остановился на одной ферме, далеко слева от дороги, белевшей в дымке цветущих деревьев и сумраке окружающего леса. Над ней в юго-западной стороне безупречно чистого неба сверкала огромная хрустально-белая звезда, словно светильник, указывающий путь, полный надежд.

— Вот это, правда? — сказала она, указывая рукой.

Мэтью в восхищении хлестнул кобылу вожжами.

— Ну, угадала! Но, я думаю, миссис Спенсер все подробно описала, и потому ты смогла угадать.

— Нет, она не описывала… правда не описывала. Все, что она сказала, можно было бы сказать о любой из этих ферм. У меня не было представления, как она выглядит. Но как только я увидела, я почувствовала, что это мой дом. Ах, мне кажется, что я во сне. Знаете, у меня, наверное, вся рука выше локтя в синяках, столько раз я себя сегодня щипала. Каждую минуту меня охватывало страшное чувство: я боялась, что все это только сон. И тогда я щипала себя, чтобы убедиться, что это правда, пока вдруг я не вспомнила, что если даже это только сон, то лучше спать и смотреть его как можно дольше, и я перестала себя щипать. Но это не сон, и скоро мы будем дома.

Со вздохом восторга она снова погрузилась в молчание. Мэтью беспокойно ерзал на своем месте. Он был рад, что это Марилле, а не ему придется сказать этому бедному бездомному ребенку, что дом, к которому он так стремился, не станет его домом. Они проехали по Долине Линд, где уже было довольно темно, — но не настолько, чтобы миссис Рейчел не могла заметить их со своего наблюдательного пункта у окна, — и затем по холму и длинной тропинке к Зеленым Мезонинам. К тому времени, когда они подъехали к дому, Мэтью весь содрогался перед приближающимся раскрытием печальной истины с чувством, которого не мог себе объяснить. Он думал не о Марилле, не о себе, не о тех хлопотах, которые эта ошибка, вероятно, им доставит, но о разочаровании девочки. Когда он думал о том, что этот восторг погаснет в ее глазах, у него появлялось болезненное чувство, как будто ему предстояло соучастие в убийстве, — такое же чувство появлялось у него, когда ему нужно было зарезать ягненка или теленка или любое другое невинное маленькое создание.

На дворе было совсем темно, когда они подъехали к дому, и листья тополей шелестели вокруг, словно шелк.

— Послушайте, деревья разговаривают во сне, — прошептала девочка, когда он снял ее с кабриолета и поставил на землю. — Какие у них, должно быть, чудесные сны!

Затем, крепко держа саквояж, заключавший в себе "все ее земное имущество", она последовала за Мэтью в дом.