Акционерное общество женщин - Елена Котова Страница 7

– Да какая разница, кто сказал, в конце-то концов! – воскликнула Полина. – Получается, что для женщин одни законы, а для мужиков другие?

– Конечно, другие, а что вас удивляет? Женщина в сорок пять – отработанный материал, а мужик в шестьдесят – орел. Это от природы, от бога. – Шурик увидел, что можно перейти из обороны в нападение.

– Вот и договорились, – бросила Катька, – от природы и от Бога…

– И от времени, – задумчиво произнесла Полина. – Понятие «мужчина» из века в век отождествляется с понятием «человек». Мужчина с рациональным разумом и женщина – существо низшее, «сосуд греховный». Один властвует, другая подчиняется. Так еще и время работает на мужчину. Его власть, деньги с годами только растут, а у женщины что? Только молодость, возможность рожать ему детей, всю жизнь быть служанкой и, главное, страх! Что с ней будет, когда молодость пройдет? И это якобы от природы и от Бога. А между прочим, все забыли, что этот самый хозяин жизни и человеком-то стал только благодаря женщине…

– …которая его родила, – вставила Иноземцева.

– Родить-то она его родила, но дело в другом… Я лежу на своем диване и думаю: когда именно Адам стал человеком? Когда его изгнали из рая. За что? За то, что он, не послушав бога, послушал женщину. Но Еву-то искусил дьявол! Та, наслушавшись дьявола, подбила своего мужика на бунт и сделала из бесполого и бестелесного Адама настоящего мужчину. Потому-то дьявол и олицетворяет зло. Для бога…

– А для человека это еще большой вопрос, взять хотя бы Фауста, – подхватила Катька. – Дьявол был когда-то ангелом, потом взбунтовался против бога, за что тот низвел его в падшего ангела. А бунт его был желанием отстоять свободу мысли, право на сомнения и собственное познание. Правда, познание кроме печали ему ничего не принесло, на то оно и познание. Тем более увидел он главным образом, как остальные ангелы ходят вокруг бога подобно отряду октябрят, что созерцать ему было грустно и скучно. Его свободолюбивый дух требовал учинить богу какую-то каверзу, и он подбил на бунт еще и женщину. Дескать, чего это ее мужик, Адам, живет с пеленой на глазах, не ведая страстей? Ева яблоко съела и показала Адаму такую страсть, что тому стало уже не до бога. Ева положила начало земной жизни, а дьявол удовлетворил свою гордыню. Лишил бога абсолютной власти над человеком, которого за свободу мысли наказать как падшего ангела стало уже невозможно.

– Получается, что в основе земной жизни, всего мироздания лежит не бог, а именно бунт против него? – с изумлением от собственного вывода произнесла Полина.

– Полина, не так все было…

– А откуда ты, Иноземцева, знаешь, как именно все было? – перебила ее Катька. – С моими представлениями такая интерпретация прекрасно согласуется. И не только с моими. Мильтон, например, в «Потерянном рае» про этот самый рай…

– А кто это? – спросила Иноземцева.

– Рай или Мильтон? Джон Мильтон – это в семнадцатом веке в Англии был такой писатель, поэт и философ одновременно. Певец буржуазной революции. Написал эпическую поэму «Потерянный рай», за что его считают гением английской литературы. Врать не буду, читала через пень-колоду, но помню, что после изгнания из рая человек постоянно выбирает между богом и сатаной и вся человеческая история и есть этот выбор. И изобразил Мильтон этот рай как место предельно унылое.

– С этим согласна, – заявила Иноземцева. – Чего там хорошего? Трахаться нельзя, жрать дают только нектар и фрукты. Все ходят строем, как в армии, или играют на арфах.

– Хорошего там точно мало, – задумчиво сказала Катька, – нет там желаний, и это главное. Потому там и собираются только мертвые. А всех живых, то есть Еву и Адама, дьявол отправил на землю. Дал им право на бунт, на выбор, на страсти.

– Так это же и есть свобода! – воскликнула Полина. – Но освободил-то дьявол прежде всего Еву. Понимал, что свободу и право на бунт надо дать женщине, а уж она сумеет ими распорядиться. На хрен ей нужно смирение и бездумное следование что богу, что мужчинам? Мужики после Адама очухались, встали в оппозицию и объявили, что бунт и отсутствие смирения – неугодны, дескать, богу. Изобрели свои законы, чтобы быстрее забыть, кто им дал жизнь во всех смыслах, и объявили, что законы эти непреложны, якобы от природы и бога. А чтобы женщину окончательно на место поставить, а себе обеспечить вседозволенность, заявили, что женщина всегда в тенетах дьявола. А женщина – всегда в сомнениях, в поисках красоты и радости.

– В доме бардак, ничего не найдешь, я чертежи уже час ищу, а они языком чешут в поисках красоты и радости, – подлил масла в огонь Шурик, снова проходя через террасу, где подруги сидели с кофе и сигаретами.

– Пошел ты в жопу со своими чертежами. На окне они… Вот, живой пример, что для мужчины мы только подай-прими.

– Нет, все-таки объясните мне, что вы уже полдня пытаетесь понять? Что законы для мужчин и женщин разные? Что молодая телка – это одно, а климактерическая тетка – совсем другое? Не я выдумал, что климакс, старость – это приговор. Понимаю, что вам трудно это принять, а что делать? Объективный конфликт, суровая правда жизни.

– А ты не радуйся, – хмыкнула Иноземцева. – Вот мы еще пару выходных так посидим и придумаем, как все поменять к чертям собачьим.

– Давай, Иноземцева, у тебя получится, кто бы спорил. Не забудь только армию в юбки одеть, когда пойдешь власть захватывать.

– При чем тут власть и армия?

– А ты как думала? Чтобы, как ты говоришь, все это изменить, тебе придется заставить Катьку переписать всю европейскую философию права, ввести собственные законы. Например, запретить иметь деньги мужикам, разрешить только бабам, а детей позволять только в пробирках разводить. Полвека придется мужикам мозги промывать по телику, что чем больше у женщины морщин, чем больше отвис зад, тем она прекраснее. Искусство придется запретить, снести все греческие статуи на хрен. Кстати! Придется запретить мужикам за границу ездить, а то поедет и увидит, что там, оказывается, все по-другому…

– Объективный, говоришь, конфликт? – вмешалась Катька. – С тобой жена всего полдня не цацкается, вот тебе и нужен конфликт.

– …нет, это мне определенно начинает нравиться. – Шурик не слушал Катьку. – Представляю себе картину… Загранпаспорта у мужиков отобрать, от Интернета их отрезать, забрать у них, как я уже сказал, все деньги. Тоталитарное общество женщин. – Шурик, удовлетворенно посмеиваясь, удалился с террасы.

– Не слушайте его, – отмахнулась Полина. – Пошли лучше пройдемся.

– От ваших разговоров башка трещит, я еду в город, – объявила Иноземцева. – У меня вечером свиданка в ресторане, мальчик – прелесть. Тридцать три года, от меня без ума. Надо поспать, чтобы вечером выглядеть на тридцать пять.

– А я сбегаю искупаться, – заявила Катька, и через секунду ее и след простыл.

Полина вышла за калитку, лениво побрела в сторону водохранилища: рано или поздно Катька же пойдет обратно этой же дорогой. «Почему жизнь устроена так, как она устроена? Не то чтобы в ней что-то конкретно не так, но могло бы быть совсем по-другому».