Дымный бес - Сергей Головачев Страница 7

Спускаясь к яру, Эмма и Мара проходят мимо заброшенного, полуразвалившегося дома.

— Здесь давно уже никто не живёт, — констатирует Мара.

На соседнем участке, непосредственно примыкающем к яру, возводится новый дом. Пожилой каменщик, выглядывая из проёма второго этажа, провожает их странным взглядом.

— И зачем люди строятся здесь? — удивляется Эмма.

— Они скоро или умрут от рака или сойдут с ума, — замечает Мара.

Неприметная тропинка, петляющая между завалами строительного мусора, приводит их в низину, заросшую высокой травой. Здесь над ними ещё сияет солнце. Взглянув на него, девушки решительно направляются к зловещему месту. Пожилой каменщик, провожая их взглядом, замечает, как тень Девичьей Горы, двигаясь навстречу девушкам, тотчас накрывает их, как будто проглатывая две добровольные жертвы.

Ступив на Девичью Гору, Эмма и Готика словно попадают во мрак, настолько густыми оказываются кроны деревьев, нависшие над ними.

Склон горы в этом месте довольно крутой. Чтобы не соскользнуть вниз, им то и дело приходится хвататься за ветки кустарников. Метров через двадцать возле поваленного на землю граба они делают передышку. Мощные корни, выдернутые из земли, нависают над ними, как щупальца осьминога.

— А вон ещё одно, — кивает Эмма на другое, вывернутое с корнем мертвое дерево, — и вон… Почему здесь так много поваленных деревьев?

— Они бегут с Горы……- тяжело дыша, отвечает Мара.

— Бегут? — расширяются глаза у Эммы.

— Ну да. Вырывают себя с корнем и бегут отсюда. Двигаются они в основном ночью, чтобы никто не видел.

— Как это двигаются?

Мара обходит корни лежащего на земле граба.

— С помощью корней. Этого граба, например, раньше тут никогда не было, на этой тропинке. Я-то ведь здесь постоянно хожу и знаю.

— Зачем они это делают?

— Они просто не выдерживают.

— Что… не выдерживают?

— Понимаешь, — вздыхает Мара, — на Горе иногда творится такое…что не всегда понимаешь. Здесь тобой овладевает иногда просто неизъяснимый беспричинный страх. Страх животный. Боязнь всего и вся. Каждой травинки. Каждого кустика. Всё, что попадёт в поле твоего зрения. Будь то кошка или собака. Но больше всего на Девичьей надо бояться людей. Никогда не знаешь, что может быть у них на уме.

— Ты что специально меня пугаешь?

— Просто я через это уже прошла. На Девичьей всё не так, как везде. Слышишь, как здесь тихо?

— Да, — тихо отвечает Эмма и замечает, что, действительно, вокруг стоит невероятная тишина. Ни один листик на деревьях не шелохнется.

— Здесь всё имеет иное значение, — продолжает Мара.

— Как это? — поднимает брови Эмма.

Она идёт следом за Марой.

— Ну всё, что в другом месте ты не замечаешь… чему не придаёшь значения… здесь приобретает иной смысл. Каждый шорох, каждый звук… — Мара понижает голос до шёпота, — что-то значит.

Её вдруг всю передёргивает:

— Как мне тут хол-л-лодно…

— Здесь же не холодно! Чего ты? — удивляется Эмма.

— Не знаю. Мне на Девичьей всегда холодно.

— Поэтому ты и в пальто?

Откуда-то сверху раздаётся оглушительный стук.

— Что это? — испуганно спрашивает Эмма.

— Дятел. Вон… видишь.

Дятел вновь оглушительно стучит по сухой мёртвой осине.

— И что это значит? — спрашивает Эмма. — Он ведь… не просто так стучит?

— Нет. Это он предупреждает… Что мы с тобой вдвоём заходим на гору…

— А кого он предупреждает?

— Всех.

Она вдруг останавливается. Из глубокой ложбинки доносится явный шорох.

— Тише, — говорит Мара.

Шорох повторяется: из ложбинки, шелестя прошлогодними листьями, вылезает чёрная кошка.

— Кис-кис-кис! — подзывает её Эмма.

— Поосторожнее. Кошки здесь не просто кошки. А ведьмины поводыри. Если увидишь, что здесь за кем-то бегает кошка, то это, наверняка, будет те, кто продали свою душу дьяволу.

Чёрная кошка подбегает к Маре и ластится к её ногам.

— Брысь! — топает она на неё ногой.

Кошка вновь скрывается в ложбинке. Эмма и Мара поднимаются вверх по склону. За деревьями становится светлее, и вскоре крутой подъём заканчивается и начинается пологий, с перелесками.

На дальнем безлесном склоне горы видно стадо коз.

— Вон, видишь, козы пасутся, — показывает Мара.

— Вижу.

— А как ты думаешь, почему здесь пасутся именно козы? А не коровы, например.

— Не знаю, — пожимает плечами Эмма, — наверно, потому что коров поблизости не держат.

Мара усмехается, обнажая при этом острые клыки.

— Потому что коза это — символ сатаны.

Эмме становится не по себе.

— Сейчас это мирные козы, — продолжает Мара-Мария, — а ночью они превратятся в суккубов и присоединятся к ведьмам, которые слетятся сюда на шабаш.