Сироты на продажу - Элен Мари Вайсман Страница 7

— Увидимся позже, — бросил он через плечо. — Береги себя, ладно?

Она не успела ответить: Финн мигом пересек переулок и скрылся в доме. Дрожа, Пия смотрела на закрытую дверь. Его прощальные слова отягощались дурным предчувствием и духом несчастья, напоминая предзнаменование или предостережение. Увидятся ли они снова? Ужас лег на плечи девочки тяжелым покрывалом. Внезапно она пожалела, что так и не рассказала Финну о своих странных ощущениях, когда Томми Коста и Мэри Хелен дотронулись до нее.

Кто-то позади позвал Пию. Она вздрогнула и резко обернулась, чуть не выронив учебники. В дверях на крыльце их дома стояла мутти и тщательно вытирала натруженные руки о передник — красноречивый знак волнения. Пия тысячу раз видела этот жест: каждое утро, когда отец уходил на работу в шахте; когда после обрушения на шахте в поселок пришел фургон с ранеными и погибшими; когда отец сообщил, что они переезжают в Филадельфию; когда мутти была беременна близнецами и боялась, что у нее опять случится выкидыш, как трижды до этого; и когда фатер ушел на войну.

— Давай быстрее, дочка, — взволнованно замахала рукой мутти. — Иди в дом.

У Пии замерло сердце. Неужели что-то произошло с отцом? Или с братьями? Нет, дело в другом: глаза матери потемнели от страха, а не от скорби.

— Что случилось? — спросила девочка, взбегая по ступеням и заходя в дом.

Мутти закрыла за ней дверь, чуть подтолкнув дочь вперед, словно опасалась, что кто-то может проскользнуть внутрь.

— Церкви и школы закрываются, — сообщила она, — Прекращают работать все общественные места, даже фабрики и синематограф. Панихиды тоже не разрешаются. Многие люди заболели, поэтому все должны сидеть по домам. — Мутти прошла по полутемному подъезду, разглаживая фартук. Пия последовала за ней.

— Откуда ты знаешь, что все закрывается? — поинтересовалась девочка. — Кто тебе сказал? — Радио у них не было, а газет они не покупали с тех пор, как уехал отец, потому что мать не умела читать.

— Фрау Метцгер слышала в мясной лавке, а миссис Шмидт по радио. — Мутти остановилась и указала на входную дверь в подъезд со смешанным выражением страха и гнева: — Те матери еще выпускают детей на улицу? Да они просто verrückt ^[7]! — Она покрутила пальцем у виска. — Будешь сидеть дома, пока все не закончится. Ты меня поняла?

Пия кивнула и приложила палец к губам.

— В чем дело? — спросила мать. — Почему ты хочешь, чтобы я молчала?

— Ты говорила по-немецки, — прошептала Пия.

Мутти ахнула и прижала руку ко рту. Потом она пригляделась к дочери и в ужасе распахнула глаза.

— Где твой чеснок?

Пия протянула руку туда, где висело вонючее ожерелье, и только тогда вспомнила, что сняла его и положила на траву во время перемены, как и накануне, когда Мэри Хелен хотела затеять драку.

— Наверно, потеряла, — ответила она.

— Нужно быть внимательнее, Пия, — расстроилась мутти. — Миссис Шмидт по доброте душевной дала нам чеснок, но он уже закончился.

— Прости, я не специально.

Мутти в отчаянии всплеснула руками и пошла дальше по коридору вглубь здания.

— Помоги мне набрать воды, bitte ^[8], — попросила она, от расстройства не замечая, что снова переходит на немецкий. — Близнецы скоро проснутся.

Пия прошла за матерью, щурясь, чтобы привыкнуть к сгущающейся темноте. Если не считать комнат с окнами, выходящими в переулок, коридоры и остальные помещения были окутаны мраком даже в погожий день. Пия старалась не думать об их маленькой хижине в Хейзлтоне с глядящими на три стороны окнами, через которые внутрь проникали солнечные лучи и горный ветерок. Однако, к счастью, их семье досталась квартира в передней части здания, и в большой комнате было окно, пропускающее естественный свет. Пия не представляла, как можно жить в доме без окон, освещенном только свечами и лампами. Не говоря уже об отсутствии свежего воздуха, который выдувает микробы. В голове промелькнули жуткие картины: жильцы дальних квартир заболевают и умирают в темных каморках, где их найдут лишь через несколько дней.

Стиснув зубы, она отбросила чудовищные мысли и вышла вслед за матерью через заднюю дверь в огороженный двор, где находились водяная колонка и отхожее место. Мутти взяла одно из двух ведер и подставила под чугунный кран. Пия положила учебники на крыльцо и принялась качать воду, довольная, что не придется идти за ней после ужина. Она ненавидела ходить на задний двор одна, особенно в нужник. Общие с соседями колонка и туалет были ей не в новинку — в шахтерском поселке были те же условия, — но из-за забора и близости окружающих зданий она чувствовала себя свиньей в хлеву и боялась соседей, выходивших во двор одновременно с ней. Например, миссис Надь, которая непрестанно задавала ей вопросы на венгерском и ждала ответа, будто Пия знала этот язык. И особенно — старого мистера Хилла, который вечно дергал ручку нужника, когда тот был занят, а дождавшись своей очереди, начинал снимать штаны, еще не закрывшись. Иногда он разговаривал с Пией через дверь, пока девочка не выходила, и улыбался, словно они были лучшими друзьями. Он всегда качал головой и посмеивался, оправдывая свое поведение тем, что он дряхлый старикан, но Пия замечала в его глазах лукавство: мистер Хилл очень хорошо понимал, что делает.

Когда они наполнили оба ведра, Пия взяла учебники и помогла матери отнести воду в квартиру по темному коридору и вверх по узкой лестнице; под их туфлями на толстой подошве скрипели песок и штукатурка. В коридоре перемешивались самые разнообразные запахи: вареной капусты, жареной картошки, теплого карри, кипящего на медленном огне томатного соуса, подогретых сосисок, пассерованного чеснока, свеже-выпеченного хлеба. Несмотря на тревогу, живот у Пии урчал от голода. Со времени завтрака — ржаной хлеб с горячим чаем — прошло уже больше шести часов, а продуктов, чтобы собрать обед в школу, дома не нашлось.

На третьем этаже беременная миссис Феррелли, с красным лицом и мокрыми от слез щеками, привязывала к дверной ручке своей квартиры ленту черного крепа. Темные полосы и бордовые брызги испещряли лиф ее желтого платья.

«Не может быть, — подумала Пия. — Неужели мистер Феррелли умер?» Молодой, сильный, широкоплечий каменотес наполнял весь дом смехом и мечтал увидеть своего первенца до призыва в армию. Не говоря уже о том, что они с женой были из тех немногих англоговорящих соседей, кто не боялся дружить с немцами. Неужели и его унесла испанка?

Мутти внезапно остановилась, и Пия замерла рядом с ней, не зная, что сделать или сказать. Ручка ведра больно впивалась в пальцы девочки. Пия очень сочувствовала миссис Феррелли и ее будущему ребенку, но больше всего ей хотелось поскорее спрятаться в своей квартире.

— Примите мои глубочайшие соболезнования, — сказала мутти.