Девушка, женщина, иная - Бернадин Эваристо Страница 7

Нави умирает

свет медленно гаснет

полная темнота

вот бы Доминик прилетела на премьеру, думает Амма, она ведь была первой, кто прочел эту пьесу, написанную десять лет назад

десять лет ее никто не ставил, Амма посылала ее в разные театры и получала один ответ: это нам не подходит

а воскресить театр «Женщины из буша» ради того, чтобы поставить пьесу – нет, это невозможно

после отъезда Доминик за океан Амма осталась одна за штурвалом боевого корабля

несколько лет она его вела, чувствуя себя брошенной, не видя достойной замены подруге, которая всегда находила практические решения для реализации ее творческих идей

в конце концов, она распустила труппу

и стала фрилансером

Шерли

ее старейшая подружка придет сегодня на премьеру, она не пропускала ни одного спектакля, а вместе они еще со средней школы, когда им было по одиннадцать лет; Шерли, вторая смуглая девочка во всей школе, подошла к ней на детской площадке во время большой перемены, когда Амма стояла одна-одинешенька, а остальные в зеленой школьной форме весело галдели, прыгая через скакалки, играя в классики и в пятнашки

и вот перед ней стоит Шерли

идеальные прямые волосы, лицо блестит (от вазелина, как позже выяснила Амма), безукоризненно повязанный школьный галстук, белые гольфы до колен

владеющая собой, такая аккуратная, такая хорошенькая

не то что Амма-растрепка, постоянно теребившая косички, которые мама заплетала ей каждое утро

со спущенными гольфами, потому что привыкла тереть одну ногу о другую

в великоватой на три размера школьной кофте, чтобы та ей послужила года три, как задумала мать

привет, я Шерли, хочешь, я буду твоей подругой?

Амма кивнула, и тогда Шерли взяла ее за руку и повела к группе, которую ради нее оставила и которая сейчас прыгала через веревочку

с тех пор они не разлучались, Шерли присматривала за ней в классе и помогала ей делать домашку

Шерли часами слушала ее рассказы о влюбленностях в мальчиков, а позже, после переходного бисексуального периода (Амма ненадолго увлеклась братьями своей подружки, Эрролом и Тони), о ее влюбленностях в девочек

Шерли ни разу не сказала худого слова о ее сексуальных предпочтениях, прикрывала ее, когда она пропускала уроки, и с интересом выслушивала байки про молодежный театр (косячки, обжималки, попойки, актерство) уже по окончании школы, когда их пути разошлись – одна выбрала преподавательскую карьеру, другая театральную, что не помешало их дружбе

даже когда в труппе заговорили о том, что таких простушек, как ее Шерли, свет не видывал, Амма встала на ее защиту

она хороший человек, таким был ее ответ

по ее просьбе Шерли безотказно сидела с маленькой Язз (Амма тоже один или два раза сидела с ее дочками)

Шерли всегда одалживала ей деньги, если Амме надо было расплатиться с долгами, и даже порой списывала их в качестве подарка на день рождения

их отношения можно было бы назвать односторонними, но в какой-то момент Амма себе сказала, что она делает безопасную и предсказуемую жизнь подруги более интересной и увлекательной

таков ее вклад

она думает о группе старых друзей или, как поправила бы ее Язз, банды (мам, какая «группа друзей», это из доисторического прошлого)

она с горечью вспоминает, какими они были, когда еще только искали себя, не имея ни малейшего представления о том, какими станут

они приходили на ее премьеры и всегда откликались на том конце провода (тогда ведь была кабельная связь, подумать только) на предложение зажечь в каком-нибудь ночном клубе

они были готовы поучаствовать в жизненных драмах и добавить градус

Мейбел, фотограф-фрилансер, после тридцати вдруг сразу оказалась традиционной ориентации, послала подальше подружек-лесбиянок и вошла в роль едва ли не первой черной домохозяйки в центральных графствах Англии, носившей пиджаки «от Барбура» и ездившей верхом

Оливина прошла путь от актрисы, которую в Британии не приглашали ни на одну постановку из-за слишком темной кожи, до исполнительницы главных ролей в голливудских детективных сериалах и образа жизни звезды в особняке с видом на океан, а ее портреты печатались на разворотах глянцевых журналов

медсестра Катрина вернулась в Абердин, откуда она родом, стала заядлой англофилкой, вышла замуж за врача и перестала приезжать в Лондон

на премьеру сегодня придет саксофонистка Лакшми, раньше она сочиняла музыку для их совместных шоу, но потом решила, что нет ничего хуже, чем песня и красивая мелодия, нашла свою нишу в авангарде и начала исполнять то, что Амма про себя называет музыкой бинг-банг-бонг, которой обычно открывают чудны́е фестивали в сельскохозяйственных угодьях, где среди зрителей больше коров, чем людей

Лакшми изображает из себя невероятного гуру перед простодушными студентами музыкального колледжа

они собираются у ее домашнего очага и потягивают дешевый сидр из чайных чашек

а она сидит по-турецки на диване в развевающихся одеждах, с длинной копной, в которой серебрятся седые волосы

и вместо правильного гармонического ряда предлагает переходить к микротональным импровизациям, полиритмичным и мультифоническим приемам и эффектам

классическая композиция, мои дорогие, приказала долго жить, вещает она

поэтому я за музыку вне времени

хотя Лакшми уже под шестьдесят, ее любовники и любовницы находятся в диапазоне от 25 до 35 лет, а после этой возрастной планки отношения обрываются

когда Амма задала ей вопрос на эту тему, в ответе не прозвучало, что с годами они уже не так хороши собой, лица не такие свежие, кожа не такая гладкая

еще была Джорджи, единственная, кто не дожил до девяностых

ученица сантехника из Уэльса, родители из секты свидетелей Иеговы бросили ее, узнав, что она лесбиянка

а они взяли сиротку под свое крыло

единственная женщина в команде водопроводчиков, она постоянно выслушивала двусмысленные намеки и шуточки вроде «надо прочистить дырочку», «яйца вперед!» или «эх, сиськи-масиськи»

а когда она наклонялась, чтобы прочистить трубу под раковиной, или заглядывала в канализационный люк, они рассуждали вслух, как бы хорошо сейчас пристроиться к ней сзади

Джорджи

выпивала в день два литра кока-колы, а по ночам смешивала с напитками покрепче и наркотой

в их группе она пользовалась наименьшим вниманием среди женщин и, как ни печально или глупо, считала, что одиночество – это ее крест