Снег на кедрах - Дэвид Гутерсон Страница 69

— Как раз вовремя, — заметил Нельс, когда в зале суда погас свет. — Ваша честь, у меня больше нет вопросов к миссис Хайнэ. Она может идти.

Четыре высоких окна, запотевшие от паровых радиаторов, пропускали в зал блеклый, приглушенный снегом свет. Сидевшие на галерее переглядывались и задирали головы к потолку; их лица потускнели, будто накрытые тонким покрывалом.

— Очень хорошо, — отозвался судья. — Со светом или без света, но мы продолжим. Однако терпение… призываю вас к терпению. Итак, мистер Хукс, вам есть что сказать?

Элвин поднялся и сказал суду, что у обвинения вопросов больше нет.

— Я бы даже заметил коллеге, — тут обвинитель подмигнул адвокату, — что на самом деле свет погас как нельзя более вовремя. Миссис Хайнэ — наш последний свидетель, и обвинение берет паузу одновременно с паузой в электрическом снабжении нашего округа.

Кое-кто из присяжных ожил и заулыбался.

— Обвинение берет паузу… — повторил судья. — Что ж, хорошо. Очень хорошо. Я в любом случае собирался объявить перерыв на обед. За это время мы свяжемся с энергетиками и узнаем, что там у них стряслось. А пока я бы попросил мистера Хукса и мистера Гудмундсона подойти ко мне в кабинет.

Судья поднял молоток и вяло стукнул им о деревянную подставку.

— Объявляю перерыв, — произнес он. — Если слушания вообще продолжатся, то случится это ровно в час, час пополудни, согласно моим часам. На которых сейчас… — тут он глянул на часы, — …одиннадцать пятьдесят три. Поскольку наши электрические вышли из строя, ориентироваться на них не советую.

Эд Сомс придержал для судьи дверь, и тот прошел в свой кабинет. Сидевшие на галерее стали выходить по одному; репортеры похватали свои блокноты. Сомс вошел вслед за судьей, чтобы зажечь свечи, которые, как он знал, лежали в глубине ящика стола. Свечи судье понадобятся, потому что в кабинете было темно, темнее, чем в сумерки, — через окна едва просачивался слабенький свет. К тому времени как Нельс Гудмундсон и Элвин Хукс вошли и расположились напротив стола, две свечи уже горели. Казалось, что трое мужчин собрались для спиритического сеанса: судья в шелковой мантии, Нельс Гудмундсон в галстуке-бабочке, придававшем ему несколько театральный вид, и щеголеватый Элвин Хукс, закинувший ногу на ногу. Сомс пошел к дверям; остановившись, он извинился и осведомился у судьи, не надо ли тому чего. Если нет, то он проведает присяжных.

— Да, вот еще что, — вспомнил судья. — Пожалуйста, спуститесь в бойлерную. Гляньте, не получится ли оживить радиаторы. А потом позвоните энергетикам — узнайте, что у них там такое. И постарайтесь раздобыть побольше свечей.

Судья повернулся к двум своим собеседникам.

— Я ничего не забыл? — спросил он у них.

— Гостиница, — напомнил Элвин Хукс. — Неплохо бы также разузнать и про их бойлерную, не то наши присяжные попросту не доживут до утра. Не забудьте — они и в эту ночь не сомкнули глаз, а теперь, когда отключился свет, станет и того хуже.

— Хорошо, — ответил Эд Сомс. — Узнаю.

— Спасибо, Эд, — поблагодарил его судья. И добавил, обращаясь уже к Элвину Хуксу: — Очень мудрый совет с вашей стороны.

— На то я и юрист, чтобы давать советы, — ответил Элвин Хукс.

Сомс с угрюмым видом вышел. В зале никого не осталось, только Исмаил Чэмберс сидел на галерее с видом человека, готового ждать вечно. Элинор Доукс взяла присяжных под свою опеку — они все собрались в приемной и надевали верхнюю одежду.

— Судья весь перерыв будет занят, — сказал Сомс Исмаилу. — Нет смысла дожидаться его здесь. Заявление будет только в час.

Журналист встал и сунул блокнот в карман.

— Я не жду, — мягко ответил он. — Просто задумался. Так… о всяком.

— Придется вам поразмыслить в другом месте, — сказал ему судебный пристав. — Я запираю зал.

— Хорошо, — ответил Исмаил. — Извините за беспокойство.

Но вышел не торопясь, все еще погруженный в раздумья; пристава раздражала его медлительность. Кто его разберет, что он за птица такая, подумал Эд. Вроде и похож на отца, да только вполовину. Может, это все из-за руки. Эду вспомнился отец Исмаила, и он расстроенно покачал головой. Они с Артуром были в приятельских отношениях, а сын его оказался не больно-то разговорчивым.

Исмаил, подняв воротник и втянув голову в плечи, с пристегнутым рукавом пальто, бившимся на ветру, с трудом пробирался через снежную бурю к себе на работу. Ветер, дувший с моря на северо-запад, с хриплым воем проносился вдоль Холмистой улицы. Исмаилу приходилось идти, низко наклонив голову; когда же он поднимал ее, колючие иглы снежинок впивались в глаза. Тем не менее он разглядел, что света нет во всем городке. Вдоль улицы стояли четыре брошенные машины; ближе к пересечению с улицей Эриксена он увидел еще одну, врезавшуюся в пикап, — у пикапа была помята задняя панель со стороны водителя.

Исмаил толкнул дверь офиса и, войдя, захлопнул ее плечом. Не снимая пальто и усеянной снежинками шапки, он взял телефонную трубку, собираясь позвонить матери. Мать жила одна, в пяти милях от городка, и Исмаил решил проверить, как она там, узнать, что творится в южной части острова. Если она запасется дровами и завесит дверной проем кладовой, то в кухне с печкой вполне пересидит холод.