О, Мари! - Роберт Енгибарян Страница 69

– Папа, мама, еще один момент… Мари беременна и скрывала это от меня…

– Боже мой, Давид! Может, это неправда? Просто они хотят, чтобы ты последовал за ними?

– Нет, мама, Мари… Родители Мари не способны на такую ложь.

– Как видишь, очень даже способны. Бедная девушка, на что только она не идет, чтобы сохранить тебя…

Зазвонил телефон.

– Не подходи, мам, это они…

– Слушаю. Да, Мари… Не плачь… Я ничего не понимаю… Дай трубку маме.

Сильвия долго объясняла что-то моей маме. Та молча слушала.

– Возьми трубку, Давид, – повернулась она ко мне. – Мари хочет сейчас поговорить с тобой.

– Я не хочу.

– Возьми трубку, – мамин голос похолодел.

– Алло, Мари? Что тебе нужно?

– Давид, если ты так против, я останусь.

– Послушай, дорогая, это не детская игра. Оставайся на здоровье, если хочешь. Ты остаешься, уезжаешь, приезжаешь – я уже запутался.

– Ты меня любишь?

– Неподходящий момент для объяснений. Скажи, ты соврала насчет беременности, чтобы убедить меня последовать за тобой?

– Нет, это правда.

– Значит, ты обманула меня.

– Разве это обман? Пожалуйста, приезжай, еще не очень поздно, переночуешь у нас…

Я молча положил трубку.

– Что она сказала, Давид?

– Сказала, что остается, просит, чтоб я поехал к ней.

– Поезжай, – решила мама. – Все равно ни ты, ни она не сможете спать спокойно, слишком вы взволнованы. Возьми белье, свежую сорочку, утром прямо оттуда пойдешь на работу.

Дверь открыла домработница Айкануш. Мсье Азат, бледный, расстроенный, не вступая в разговор, пожелал нам спокойной ночи и удалился. Мадам Сильвия накрыла легкий ужин и последовала за ним. На кухне мы остались втроем. Тереза весело болтала о чем-то. Мари с опухшим, покрасневшим лицом смотрела в стену, иногда переводя взгляд на меня. Как так получается, что моя любимая, родная женщина мыслит совсем иначе, чем я? Разве такое возможно? Мы встретились взглядами, она попыталась улыбнуться, но у нее не получилось.

– Ладно, Тереза, хватит чирикать, иди спать.

– Ты действительно беременна? – спросил я.

– Не задавай глупых вопросов. На такие темы я не шучу.

– А почему скрывала?

– Думала, что так будет лучше.

– Что будем делать?

– Уже поздно, не хочу ничего обсуждать. Завтра тебе на работу.

– Ты можешь на животе лежать?

– Конечно. Я пока ничего не чувствую, просто иногда тошнит.

* * *

Утром меня вызвал к себе прокурор района, бывший партработник, неулыбчивый, серьезный очкарик лет пятидесяти.

– Давид, ты прошел у нас стажировку, следователем работаешь чуть меньше года. На запрос мы дали о тебе хорошую характеристику. Сегодня из центрального аппарата спрашивали, не хотел бы ты работать в секретариате прокурора республики? Как понимаешь, это почетно, ты будешь общаться с руководством прокуратуры республики, и не только прокуратуры, перед тобой откроются хорошие возможности для быстрого восхождения по служебной лестнице.

– Видите ли, мне бы не хотелось.

– Так быстро, не раздумывая, отказываешься от столь лестного предложения? Можешь объяснить, с чем это связано?

– Если честно, я не собираюсь оставаться в прокуратуре. Как пройдут три года, поступлю в очную аспирантуру, это моя давнишняя мечта. Я чувствую, что меня тянет в науку.

– Что ж, выбирать тебе. Но здесь у тебя, на мой взгляд, гораздо лучшие перспективы. Аспирантов в нашей стране пруд пруди. Ни социального веса, ни влияния. В прокуратуре ты станешь влиятельным человеком, немало вопросов сможешь решить в этой жизни. А на что может влиять бедный аспирант или даже ученый, преподаватель? Ставить студентам двойки, через их родителей решать мелочные вопросы? В нашей общественной системе человек без власти, то есть без денег и влияния, никто – разве что он относительно свободен и может активно помогать жене на кухне и по хозяйству. Видите ли, коллега, наука и преподавание в нашей стране – удел неудачников и отверженных. Вы человек активный, даже чересчур активный и честолюбивый, обладающий гипертрофированным чувством собственного достоинства. Это видно по тому, как вы держитесь, как одеваетесь, да еще и собираетесь жениться на красавице-дикторше с телевидения. Послушай меня, Давид, – перешел на «ты» прокурор, – наше общество иерархично, здесь полковник всегда кажется красивее подполковника, а если они дружат, то подполковник обхаживает полковника, и его жена, соответственно, тоже. Твоя жизнь пройдет в добывании еды и одежды. Ты мне симпатичен, и я не хотел бы для тебя такой судьбы. Но ты парень ушлый, и раз твердо решил пойти в науку, полагаю, у тебя в голове скрыт какой-то хитрый ход, как в шахматах. Хочешь вернуться в студенческую жизнь? Не забудь: наука и преподавание в нашей стране – удел тех, кого не берут на государственную службу.

– Спасибо за предложение, но я все же откажусь. Со всем, что вы сказали, я полностью согласен, почти так же думает и мой отец. Но на нынешнем этапе жизни я предпочитаю свободу и возможность учиться, а может, и утвердиться в Москве. Этот огромный, сложный и жесткий город мне по душе. Другой такой возможности у меня не будет. Здесь у нас все ясно – и в плане карьеры, и в плане человеческих отношений. Вечером на ужин опоздал – уже в определенном смысле событие. А я именно этого избегаю, мне нужна новая среда, возможность проявить себя в новых условиях и узнать новых людей.

– Ну что же Давид, большой успех и большое разочарование ждут именно таких, как ты, сторонников революционного развития, не принимающих спокойной эволюции. Желаю успехов!

* * *

«Интересно, это папа постарался? Вряд ли, – думал я, вернувшись к себе в отдел. – Без моего согласия он ничего не станет предпринимать. Не могу же я сказать прокурору, что здесь я свободен и днем и вечером, мое время во многом зависит от меня, когда захочу, тогда и смогу видеться с Мари. А там? Известно, что прокурор республики весь день бывает на заседаниях правительства, в ЦК, на собраниях, встречах, и только к концу рабочего дня, где-то часам к пяти, возвращается в кабинет. Настоящая работа начинается с его приходом и продолжается до поздней ночи. Нет, это не для меня. Мой вариант со многими неизвестными более заманчив!»

Позвонила мама:

– Давид, звонил Арам из Москвы, о котором ты так много рассказывал, просил перезвонить ему.

Было начало одиннадцатого утра. Может, позвонить Мари? Какое огромное место она занимает в моей жизни! Вот в этом вопросе я бы совсем не хотел неожиданностей, а между тем все время чувствую какую-то неопределенность. Ясно, что родители Мари скоро покинут страну. Может, и правда, пока они здесь, пойти в загс, провести хорошую свадьбу, а то они уедут и не смогут принять участия в таком торжестве, и кто знает, когда мы вообще увидимся… Боже мой, как неожиданно все это свалилось мне на голову! Дура, как она решилась на такой шаг – сделать меня папашей в двадцать три года? Прав был папа: «Твоя невеста учится в школе, где-то в шестом-седьмом классе. Женщина должна быть моложе мужа на пять-десять лет, ведь она – скоропортящийся продукт». Другие ребята меняют множество девушек и только после этого женятся. А я? Знаю только одну женщину. Права Иветта, называя меня однолюбом.