Хорошее соседство - Тереза Энн Фаулер Страница 69

Молодого человека, припарковавшего машину чуть поодаль, он не заметил.

* * *

Представьте себе Ксавьера, который сидит в своей старой «Хонде», наводя винтовку, прижимая ее к капоту, чтобы не уронить. Его левую руку в шине. Его правый указательный палец на крючке. Его сосредоточенный взгляд. Не отрываясь, он смотрит, как Брэд открывает блестящую дверь «Мазерати», как выходит на улицу.

Он совсем не рад здесь находиться. Ничего тут хорошего нет. Но он загнан в угол, и загнал его туда не кто иной, как Брэд Уитман. Это он вынудил Ксавьера встать против системы, лишь делающей вид, будто защищает невиновных.

Молодые люди, осужденные без вины и попавшие в тюрьму – самый тяжелый случай. Они слишком юны, чтобы их ожесточила и закалила жизнь. Они не имеют навыков выживания в компании настоящих преступников. Они теряют веру в авторитеты. Они теряют веру. Их несправедливо бьют и запугивают избиениями. Их не уважают матерые заключенные, которых раздражает их скулеж о невиновности, которым противны эти сопляки, неспособные совершить то, чего не совершили. Отправляясь в тюрьму, докажите, что способны на это.

Но Ксавьер не собирался отправляться в тюрьму. Он думал об этом, конечно же, думал, иначе не стоял бы здесь, прижав палец к холодному спусковому крючку, чувствуя испуг и уверенность солдата-новобранца. Он знал: даже будь он виновным, в тюрьме он не выживет. Маленькая клетка, где он не один, где немыслимо личное пространство, немыслимо даже мечтать о нем. Невозможность играть на гитаре – одно это могло его убить, если не физически, то психологически.

Невозможность темноты, чтобы выспаться. Невозможность тишины. Постоянные грубые разговоры. Запах чужих тел. Запах дезинфекции. Неспособность поесть, когда хочется, приготовить то, что хочется, перекусить, сходить за фаст-фудом. Сходить куда бы то ни было, пообщаться с друзьями, полюбоваться рассветом или закатом.

Одинаковые дни. Бессмысленный труд – стирка одежды, мытье полов, мытье посуды – годами, годами и годами. Бессмысленный не потому, что этого не нужно делать, а потому, что от этого его жизнь не изменится, и значит, все будет иначе, чем если бы он делал все то же самое на свободе, если бы, закончив этот труд, он мог бы отправиться домой к любимой девушке.

Он не надеялся на это. Он понимал – Джунипер оборвала все связи. С ее точки зрения вся эта ситуация выглядела отвратительно. Он не ожидал, что ради него она поставит себя под удар. Может, она даже не могла этого сделать.

Он, конечно, хотел бы, чтобы она его любила, даже если это не могло ничего изменить.

Но если бы она его любила, что хорошего он мог ей дать? Он не мог дать ничего хорошего никому, даже самому себе…

Представьте, как Ксавьер целится и нажимает на курок.

Первый выстрел приходится по «Мазерати», и ветровое стекло разлетается вдребезги. Второй задевает капот. Третий ранит Брэда Уитмана в плечо и резко разворачивает его вбок. Четвертый – по чистой случайности, потому что неопытный стрелок просто жмет на курок – попадает в спину Брэда, проходит через все его тело, пронизывает его насквозь.

В такой ранний час в парке никого нет. Люди слышат выстрелы, но они слишком далеко, чтобы кто-то опасался за свою безопасность. Они слышат выстрелы и ждут. Ничего больше не услышав, идут по своим делам, уверенные, что решением проблемы займется кто-нибудь, кто оказался от выстрелов в непосредственной близости, а им в это вмешиваться не нужно.

Ксавьер несколько минут смотрит на Брэда, чтобы убедиться, что все кончено. Стук сердца эхом отдается в ушах. Он собирался это сделать, и он это сделал, но все оказалось иначе, чем он представлял. Ему так легко. Так чудовищно прекрасно. Шум в ушах – это звуки оркестра, аккомпанирующего прекрасной, трагической арии, плачущей о том, что не должно было случиться и все же случилось.

Удостоверившись, что выстрел был успешным, Ксавьер выходит, кладет ствол в багажник, вновь садится в машину. Он едет, не превышая скорости, а Брэд лежит у спорткара за сто шестьдесят тысяч долларов, истекая кровью, но не так сильно, как вы могли бы подумать, потому что, когда пробивается аорта, кровь, которую сердце успело по ней протолкнуть, в последнем бесплодном сокращении изливается в грудную полость, где много свободного места.

Мертв ли он? Скорее всего, да, а если нет, он, конечно, умрет к тому времени, как Бренда, секретарша, приехав на работу к семи, обнаружит его.

Может, он проведет целую минуту или даже больше в страшных мучениях и ужасном осознании, что его обошли и что он заслужил такую позорную смерть.

Ксавьер очень надеется на такой исход.

* * *

Но нет, ничего этого не произошло. Сидя в машине и наблюдая за Брэдом, Ксавьер продумывал свой план дальше, продумывал его до конца, смотрел на себя глазами тех, кто будет рассказывать о нем в СМИ. Черный насильник совершил еще одно преступление. Чего еще ждать от головореза.

Никто не скажет: этот молодой человек, прижатый к стенке – дитя нашей правовой и культурной несправедливости, и все, чего он хотел – бороться за настоящую справедливость, добиться которой он мог только таким путем.

Поэтому, обдумав, как он убьет Брэда Уитмана, Ксавьер понял: таким способом он лишь создаст версию самого себя, в которую все они так сильно хотели поверить. Неважно, какова причина. Неважно, что их поступки сделали его таким. Все, что они скажут, все, что они услышат, будет одним-единственным словом: убийца.

Потому что именно им станет Ксавьер.

Он завел машину и поехал в другом направлении, а Брэд направился к офису.

Остановившись на пустом перекрестке, Ксавьер заметил небольшой предмет у лобового стекла. Пластиковый пакет, почти незаметный за сосновой хвоей. Он вышел, взял пакет, вынул из него сложенную записку.

Зай,

Я наконец вернулась домой из парка, и теперь меня хотят увезти к родителям Брэда в Теннесси. У меня нет доступа ни к телефону, ни к компьютеру, и все, что я могу – написать тебе записку. Меня пытаются убедить, что ты меня использовал, что ты практически меня изнасиловал. Но я не могу поверить, что это так. Я не хочу в это верить. Я хочу верить, что ты любишь меня, хотя мы никогда об этом не говорили. Если так, то знай, что я тоже тебя люблю, и все это – плохой сон, который однажды кончится. Глупая история, которую мы расскажем друг другу по дороге в Сан-Франциско в нашем автокафе, правда? Я люблю Зая, которого знаю. Наверное, это все, что я могу сказать, прежде чем мы снова увидимся.

Джунипер.

Вот так. Что ж, это многое объясняло.

Слова Джунипер согревали душу Ксавьера, пока он ехал в городской парк, не превышая скорости, как и планировал. Они прояснили его рассудок, придали сил. Даже наполнили его счастьем. Она любила его. Она не думала о нем ничего плохого.

* * *

Городской парк в этот ранний час был оживленным. Олени, птицы, еноты, лисы – кто-то только просыпался, кто-то заканчивал бессонную ночную смену, забираясь в норы, гнезда, прячась в тенистые рощи, закрывая крыльями клювы и глаза. Капли ночной росы стекали с листьев, превращаясь в падающие бриллианты там, где их ловил солнечный свет. Это было место спокойствия и красоты. Место, где царила безмятежность.