На мотоциклах "Урал" вокруг света - Александр Синельник Страница 68

И какой человек получится, если смешать кровь негра, индейца, европейца, американца воедино? Наверное, сирота?!

* * *

Когда подходит время останавливаться на ночлег, мы съезжаем с дороги в сторону и прокладываем в свете горящих фар дорогу через кустарник. Находим ровную площадку и дружно устанавливаем палатку, варим нехитрый ужин. А потом под звёздным небом сидим у импровизированного стола — у расстеленной клеёнки, и поглощаем картофель, только что приготовленный на примусе. Усталые после дневной езды, мы делимся каждый своими впечатлениями. И течёт беседа.

Это одни из лучших моментов в походной жизни, когда трудности остаются на втором плане, и наступает отрадный час тихого отдыха. Тишину и покой нарушают только стрекотание цикад и жужжание комаров. Стоит только оставить палатку открытой на несколько минут и в неё, привлечённые теплом и светом, набьются тысячи тысяч всякой живности? Всевозможные насекомые: чёрные гусеницы, величиной с ладонь — непонятно, чего им-то здесь, у нас в палатке, надо; скорпионы, огромные жуки-носороги, пауки, а главное — комары, несущие в себе страшную малярию. Здесь также водится столько змей — увидеть змею просто, а самая опасная среди них — чёрная мамба.

Нас окружают акации с искривлёнными, как те змеи, ветками и стволами, конусообразные термитники, словно заводские трубы в городах. Природа напоминает мне сейчас театральное представление среди естественных декораций.

Главное действующее лицо в этом акте — это луна, которой уступило место раскалённое дневное солнце. Темнота со сверкающими звёздами — это как будто бы бархатный чёрный занавес, прикрывший уставшее от дневных забот светило — настоящий и единственный источник жизненного тепла и радости.

Вот лягушки затянули свой вечерний концерт. В этой прекрасной идиллии дневные твари уступают место ночным. Тут и там порхают какие-то мелкие птицы яркого оперения, блеснут своим цветастым нарядом в тусклом свете фар и исчезают. Наверное, спешат в свои гнёзда, завершив каждодневные птичьи хлопоты, а может — только вышли на охоту!?

Наблюдаю и любуюсь красотой и великолепием природы. Как чудесно устроен мир! Какое богатство красок! Какая грация в каждом движении пернатых, радости наблюдать их, и восхищаться ими, нет границ. Нам дано такое счастье и право жить на Земле! Нам Господь Бог дал эти умения видеть, слышать, двигаться, чувствовать, дал силы для борьбы. Да, мы, люди — счастливейшие из тварей земных! И всё же мы не упускаем повода быть недовольными и несчастными вместо тою, чтобы славить Творца за такой подарок нам — как жизнь!

Ночь. Я пробираюсь через заросли на виднеющийся вдалеке огонёк. Приближаясь вижу, сквозь причудливые ветви, пламя костра и мечущиеся тени вокруг него. Что это и кто? До меня доносится дробь тамбуринов. У костра — туземцы. Но очень странно они смотрятся в своих нарядах!? Вначале ничего не могу понять, но чем больше вглядываюсь в силуэты людей, догадываюсь: в качестве набедренных повязок — пучки какой-то травы, чёрные руки, и лица разрисованы краской. Среди предметов обихода и оружия не вижу ничего современного: топоры, луки, копья, разная утварь из дерева, костяные штучки, посуда из тыкв, из других плодов. Люди жарят коровье мясо, запах и дым от их приготовлений расстилается по всему лесу. Хочу обойти вокруг маленькую деревушку, чтобы иметь полное представление — куда я попал. Хижины окружает забор из веток и стволов деревьев, из некоторых строений доносится звучное пение под аккомпанемент тамтама — здешнего ударного инструмента. Обхожу. И вижу ещё один костер, поменьше того, который в другом конце деревушки, — возле него сидит человек, по виду европеец. Пробираюсь поближе, раздвигаю ветки, вглядываюсь в загорелое лицо путешественника — что это! — знакомые черты. Неужели это он!? Ливингстон?

Я протёр себе глаза, ждал пока он поднимет лицо, но человек всё сидел и делал пометки в записной книжке. Наконец он оторвался от записей. Его умное лицо обрамляли густые бакенбарды, его добрые задумчивые глаза время от времени вглядывались в одну точку, будто бы он что-то видел в окружающем тёмном пространстве. Чем больше я вглядывался в этого человека, тем более убеждался, что передо мной — знаменитый путешественник!

Я стал мучительно вспоминать — как же сам оказался в лесу, вдалеке от своих мотоциклов, от своей палатки со спящими ребятами. В голове всё перемешалось, почему-то не думалось — ведь ещё надо будет отыскать наш лагерь.

Ливингстон, а это был именно он, поглядел в мою сторону, его внимание привлёк шорох, мои движения были неосторожными.

— Кто тут? Who's that? — вопрошал он. Я молчал, не решаясь выйти на свет. Сколько было мечтаний пройти по тем же тропам, по тем странам, которые прошёл этот удивительный человек, мечталось хотя бы ступить там, где ступал он, но о встрече — разве думалось? И вот он здесь, у костра, и это — реальность! Я не стал больше медлить и тихо вышел из темноты и встал возле костра:

— Добрый вечер! — приветствую его и думаю про свой слабый английский, но в ответ — ничего: Ливингстон, казалось, не замечал меня, через секунду он снова опустил голову и продолжал дневниковые записи. Я тем временем пытаюсь понять — в какой период жизни застал его.

Своё первое выдающееся путешествие Ливингстон предпринял в сентябре 1854 года. Он проделал путь из Центральной Африки до Западного побережья, а потом — двинулся к восточному побережью, преодолев в общем сложности 6435 км. Начал свой путь Ливингстон из Линьянти, столицы Секелету, страны, которая расположилась на берегу реки Квандо — притоке Замбези, он прошёл через селение Сешеке, а оттуда на лодках — вверх по реке Замбези. На этом пути его верными спутниками и помощниками были 19 человек из племени Макололо, которых ему дал вождь Секелету, друг Ливингстона. Достигнув по реке селения Шинте, путешественники далее продолжали путь уже по суше, через центральноафриканский водораздел. Порою они встречали сопротивление со стороны враждебных племён, но всё обошлось.

Ливингстон заболел малярией, носильщики Макололо мечтали вернуться обратно на свои земли, они устали от чужой земли, от враждебной обстановки. Но Ливингстона ничто не могло остановить, уверенность и сила воли не покидали его ни на минуту. С большими трудностями экспедиция добралась до Луанды, это Ангола — колония Португалии. Спутники Ливингстона, те, что из племени Макололо, увидев ширь и тающий горизонт Атлантического океана, были уверены, что достигли края света. Позже они весьма гордились перед своими соплеменниками таким достижением.

Пробыв в португальской Луанде 4 месяца, Ливингстон возвращается в Линьянти тем же путём. На это обратное путешествие, ушел ещё один год. Получив серьёзную поддержку в лице вождя Макололо Секелету, он, в сопровождении уже 100 носильщиков, вдоль реки Замбези, дошёл до устья реки и до Индийского океана, до португальской фактории Килимане. Это было в мае 1856 года.

Вторая — наиболее продолжительная, великая экспедиция по Замбези, длилась 6 лет. В ходе неё Ливингстон исследовал большой участок этой реки, от Индийского океана до поселения Мпенде, а также вышел на озеро Ньяса, ныне называемое Малави. Этот поход был в целом неудачен, он затянулся и затраты на него истощили весь доступный бюджет Ливингстона.