Сияние - Маргарет Мадзантини Страница 68

– Какого черта вам от меня надо?

Один за другим студенты поднимали руки и вежливо отвечали. Только одна Лизетта сказала то, что думала:

– Было бы неплохо, если бы вы посматривали и на женщин.

Студентки преследовали меня – навязчиво, неотступно, словно я был маленькой птичкой, на которую готовится наброситься стая ворон. Коллеги-донжуаны не выдерживали конкуренции. Марк стал посматривать на меня с подозрением. Для него я был вроде старого бойца: все слышали о его подвигах, но никто не видел его медали. Он боялся, что я его разыграл, и дружелюбно окрестил меня «скверным итальянским паяцем».

В моей группе было как минимум двое геев, которые тоже относились ко мне с подозрением. Они смотрели на меня как строгие судьи, прикидывая, принять ли меня в команду. На остановке у газетного киоска я часто встречал Даста, который приезжал на автобусе из соседней деревни. Он подкарауливал меня, выскакивал из-за скандальных заголовков «Sun» или «Daily Mirror», следовал за мной по пятам. Мы разговаривали обо всем не таясь. Он хотел стать скульптором, его сексуальная ориентация еще больше подстегивала в нем желание творить. Но его воодушевление мужским телом отстояло от моего на многие сотни световых лет.

Как оказалось, вокруг меня было столько геев! Раньше я и представить такого не мог. И все хотели пообщаться со мной. Словно весь мир встал на колени, повернув ко мне голый зад, зардевшись от грязного, порочного желания. Только теперь я стал понимать, как много скрытых извращенцев и гомиков среди моих друзей и знакомых. И все они хотели выйти из тени и оказаться на сцене рядом со мной.

Я пытался разобраться в себе, обрести чувство собственного достоинства. Кто еще выглядит столь же патетично, как мужчина, пытающийся вернуть себе столь драматично утерянное спокойствие и чувство благодати. Любая птичка могла смутить меня взглядом и заставить отступить.

Мое недавнее путешествие давало о себе знать. Я очнулся, но стал другим. Некоторые двери остались открытыми – так часто бывает. Мой мозг размягчился, все вокруг легонько кружилось, особенно по утрам. Казалось, вещи танцуют по кругу. Я залезал под душ и смотрел, как кусочки мозаики слетают со стен и исчезают в сливе.

Наконец я решился на встречу. Однажды я сорвался и внезапно почувствовал, что мне еще есть чем гордиться, есть что показать. Я дважды переодевался. Надел было рубашку, но, пока завязывал шнурки и брился, сильно вспотел – пришлось доставать другую. Я уже подошел к двери, но вдруг решил вернуться. Потянул пакет из химчистки, достал чистую рубашку светло-голубого цвета. Оставалась надежда, что она протянет дольше и не превратится в мокрую тряпку, пока я буду ехать в метро и идти по улице.

Крохотный ресторанчик, внутренний двор, выложенный серым кирпичом, довольно тесный, но милый. Маленькие столики, раскладные стулья в стиле бистро. Она уже сидела за столом, лицом к стене, покрытой белой глазурью. Перед ней лежала открытая книга, на столе стоял бокал с оранжевым напитком. Казалось, она совсем не волнуется, она была даже слишком спокойна. Словно отрепетировала эту позу заранее. Я тоже захватил книжку на случай, если придется ждать. Приди я первым, я бы точно так же уставился в стену. Я подошел к столу:

– Привет…

И вот она поднимает глаза, а я опускаю. Сажусь. Сумка падает, стул складывается пополам. Я веду себя как на первом свидании. Словно я – влюбленный, в последний раз пытающийся приподняться, прежде чем окончательно рухнуть в пропасть. Мне достаточно одного взгляда, чтобы понять, как сильно я люблю ее. Ни одно чувство никогда не сравнится с вот этим, она – моя богиня, а я – потертый, потерявший былую привлекательность старик. Все потому, что Ленни молода. Точно молодой виноград, она тянет вверх робкие усики. А я порочная спелая ветвь, вобравшая в себя все страсти жизни. Я пришел, чтобы сказать, что для нее я готов на все, что я еще способен вырвать меч из камня, чтобы защитить ее.

Такие мысли появляются у меня, стоит лишь ей взмахнуть ресницами. Ленни бледна, она выглядит неуверенной. Видно, что ей неловко здесь находиться. Ей хочется бежать, но не то ли чувствует каждый? Не все ли хотят вернуться в прошлое? Среди тысячи тысяч мест мы выбираем те, с которыми нас связывают воспоминания: ворота школы, улицу в день карнавала…

В тот день Ленни стояла в пальто, из-под которого виднелось длинное платье, сшитое из подкладочной ткани. В руке, согретой перчаткой, у нее была зажата волшебная палочка, на голове красовалась золотая пластмассовая корона, глаза сияли разноцветными огнями. На детском лице читались растерянность и торжество – дети всегда такие в праздничные дни. В тот день моя маленькая Елизавета, моя королева, взошла на трон. «А ты кто?» – раздался детский голос. Некоторые дети умудряются легко все испортить и превратить праздник в обыденное занудство. «Я – королева», – с готовностью ответила Ленни. «А почему у тебя волшебная палочка?» Ленни молчала. И правда, мы никак не могли решить, какой костюм выбрать: хотелось и того и другого, вот и получился такой гибрид. «Я и фея, и королева. Королева фей. A little fairy queen». Ленни посмотрела на меня, я крепко взял ее за руку. Мы были похожи на товарищей по несчастью, на уличных воришек, молчаливых сообщников. Девочка недоверчиво вытаращила на нас глаза, она не могла взять в толк, как такое может быть. Все, что не укладывалось в принятые рамки, было ей недоступно.

– Позовем официанта?

Я открыл меню и заказал наугад третье блюдо из списка. Возьми я первое или второе – было бы очевидно, что я не взглянул на него. А так, по крайней мере, казалось, что я хоть немного подумал. Ленни долго листала меню и, когда официантка уже записала заказ в своем блокнотике, вдруг резко передумала – прямо как я, когда кинулся за новой рубашкой.

За соседним столом сидит женщина, перед ней – раскрытый компьютер, на коленях – маленькая собачка, которую она то и дело поглаживает. Мне бы тоже хотелось стать такой вот собачкой, кинуться в объятия Ленни, зарыться головой в ее руки, требовать ласки. Но ведь я пришел сюда для того, чтобы приободрить ее.

Я – калека. За время, проведенное в больнице, я изменился. Теперь я почти вернулся к своему весу, но уже никогда не стану прежним. Моя челюсть немного неестественно выдается вперед, скулы очерчены резче. Глядя на мою фигуру, становится ясно, что со мной что-то не так. Но это замечают лишь те, кто давно меня знает. Словно меня выпотрошили и набили заново. Но время не вернуть. Во мне звучит эхо загробного мира, я – призрак. Мой голос тоже изменился. Человек, переживший смерть, никогда этого не забудет, страх смерти остается в памяти навсегда.

Ленни почесывает руку. Я говорю привычным тоном, просто и вежливо, может быть, немного резко раскачиваю головой, но делаю вид, что все как всегда. Я спрашиваю, как дела в колледже, мы вскользь затрагиваем тему политики: скоро выборы, телевизор день и ночь трещит только об этом. Я лавирую изо всех сил. Покрываюсь пóтом снова и снова. На мне тысячи масок, тысячи личин. Они надеты одна на другую, и ей самой решать, какую выбрать, как и в тот день, когда она готовилась к карнавалу.