Выход А - Евгения Батурина Страница 68

Мама достала из синего рюкзака блюдо с зелеными цветами и начала раскладывать на нем маленькие пирожки с мясом. Второе блюдо, с оранжевыми квадратами, предназначалось для сладких пирожков. В детстве, по крайней мере, было так – но тогда не было лор-врачей, музыкантов из Ялты и пьяных журналистов, пострадавших от вероломных прорабов и кроликов. Славные царили времена.

– Спит, – тихо сказал вернувшийся Владимир Леонидович про Антона. – Говорил в кулак, что он ведет свой репортаж специально для телеканала «Добрые люди».

– Это нормально, – махнула я рукой. – Болен телевидением.

– Понятно, – уверил врач Владимир Леонидович и склонил верблюжью голову.

– Хорошо, что спит в кровати, а не стоит под душем в пальто, – сказала я.

– А у нас телевизор есть, кстати? Как мы будем встречать Новый год? – встрепенулась вдруг мама.

– Ноутбук включим, – утешила я. – Не пропустим уж как-нибудь бой курантов.

– Дедушка Володя, давай опять играть в рыцарей! – пригласил Кузя. – Ты будешь лошадью.

– Как необычно, – ответил Владимир Леонидович. – Мне нужно вжиться в роль.

– Хорошо, вживайся, – согласился Кузя. – Я тебя понимаю как актер.

«Если мы все будем понимать друг друга как актеры, у этого Нового года еще есть шанс», – подумала я.

А потом зазвонил домофон и начал рыдать. Натурально плакать и всхлипывать и что-то сердито требовать.

Я не разобрала ни слова, но, следуя за потоком, в который увлекло меня это стремительное 31 декабря, открыла дверь. Причем сразу и подъездную, и свою, в квартиру. Встала в дверном проеме, скрестив руки, как военачальник, и стала ждать прибытия лифта с очередными неразумными хазарами.

– Вот, забирай его! – яростно проплакала появившаяся из лифта тетя Ира и двинулась на меня угрожающе. – Если ему с тобой лучше, фиг ему, а не Эмираты!

Кажется, эту пламенную речь она долго репетировала, но я все равно ничего не поняла. Кого забирать? Тетя стояла на лестничной клетке одна. Дверцы лифта закрылись.

– О, Ира. С Новым годом! – Это мама тоже вышла из квартиры. Хорошо, что не Владимир Леонидович – я бы не пережила, если бы тетя Ира была с ним знакома, а я – нет.

– Вовсе и не добрый! – огрызнулась тетя Ира, не расслышавшая толком мамино приветствие. – Мне весь праздник испортили, а ты говоришь – добрый день!

Дверцы лифта снова открылись. Никаких перемен.

– А ну выходи! – приказала тетя Ира срывающимся голосом и снова зарыдала, как в домофон. – Да я тебя сама вытащу силком!

Тогда из лифта показались одна за другой ноги в огромных кроссовках, а потом и остальной Илюха. Мрак на его лице сгустился до консистенции клейстера. Челка торчала забралом.

– Вот! Пожалста! – кивнула на сына тетя Ира и затянула очередной куплет рыданий.

– Что случилось-то? – спросила мама не столько ее, сколько Илюху.

– Я слушал музыку, – ответил он. И всем видом показал, что объяснения закончены.

– Музыку он слушал! – Тетя Ира победно захохотала, как будто только и ждала любой малюсенькой ошибки противника. – Мы всей семьей летим в Эмираты на Новый год. Он это прекрасно знал. Но нет, ему надо было дослушать дурацкую пластинку, когда уже такси приехало и отец с чемоданами вниз пошел. Я раз сказала, два сказала – ноль реакции. Конечно, я подошла и выключила этот долбаный проигрыватель. Немно-ожко поцарапала пластинку и погнула иголку. А этот мерзавец завопил и послал меня! На английском! Вот чему его учит твоя дочь, Лена!

Проигрыватель Илюхе должны были подарить на Новый год. Он давно о нем мечтал, подолгу нудно рассказывал мне, чем звук на виниле отличается от звука в обычном плеере. Видимо, мечта сбылась.

– Теперь он наказан! – объявила тетя Ира. – Мы поедем к морю, а он пусть сидит тут с вами все каникулы. Заявил, что здесь его никто не дергает. Конечно, не дергает, всем же на него плевать!

– По-английски заявил? – спросила я. Я просто хотела переключить тети-Ирино внимание и остановить таким образом истерику. Но она продолжалась:

– Здесь полон дом воспитателей, ага. Одна только собой всю жизнь занималась, из Питера дочь воспитывала, довоспитывалась, другая…

Илюха покачал головой и вошел в квартиру, не дослушав обличительную речь. Тетя Ира рванулась было за ним, но моя мама встала у нее на пути, выставила перед собой обе руки.

Будет драка – мелькнуло у меня в голове. На шум в коридор вышел-таки Владимир Леонидович. Я услышала, как он просит Кузю подождать в квартире, и на секунду отвлеклась, а когда снова посмотрела на тетю Иру, она уже плакала на плече у моей мамы. И мама обнимала ее и гладила по спине, повторяя: «Ну-ну-ну, ну-ну-ну».

– Он был маленький такой хорошенький, – всхлипывала тетя Ира. – Такой счастливый малыш. Смеялся все время, хвостиком за мной ходил – мама, мама. А теперь все ему не так, все не эдак, и мать – главный враг. Как с ним таким общаться, ума не приложу. Стараюсь, но кто ж такое выдержит-то, я же не железная-а-а.

Я заметила, что в истерике тетя Ира перестает гэкать. И ничего не говорит о Кутузовском или своей вечной молодости. Но наказывать ребенка в Новый год – все-таки нелучший способ наладить с ним отношения. Я, впрочем, точно не знаю. Вот подрастет Кузя – тогда и спросите меня.

– А где Витя? – спросила мама тетю Иру. – Все-таки он отец, и…

– Витя внизу сидит, в машине. Самоустранился, как всегда. Это, говорит, твое дело. Сын наш, а дело мое, – и тетя Ира снова заплакала, уже тише, о чем-то другом.

Я думала, что теперь она позовет Илюху в Эмираты. Но, отплакав, тетя Ира засобиралась в аэропорт.

– Пора мне. Мы и так крюк дали на такси, пока ехали к вам с Кутузовского, – пожурила она меня и вытерла глаза. – Ох, и макияж весь стек. Хорошо, что кожа хорошая. Таксист поверить не мог, что Илья мой сын, вы, говорит, такая юная…

Я круто развернулась и пошла домой. За мной – так и промолчавший все время Владимир Леонидович. На калошнице сидел Кузя с округлившимися глазами и ждал беды.

– Так, я, кажется, уже в образе, – сказал ему задумчиво Владимир Леонидович. – Точно. Я лошадь. Определенно, лошадь. И-и-и-и-и где мой рыцарь и его доспехи? Я же видел на кухне отличный дуршлаг!

Кузя резко встал, будто не веря своему счастью, закивал и поскакал на кухню, забыв, кто из них конь. Владимир Леонидович медленной рысью последовал за ним.

В квартиру вошла мама, осторожно прикрыла за собой дверь. Вид у нее был озадаченный.

– Дедушка бы не одобрил? – спросила я.

Мама покачала головой:

– Дедушка всегда любил Витьку больше, чем меня. За что, спрашивается?

Я вздохнула: ну вот, значит, и дедушка Андрей был не таким уж идеальным. Очередная семейная тайна раскрыта. Мама отправилась на кухню к внуку, жениху и пирожкам, а я, проклиная все на свете, а особенно свой благостный утренний настрой, – в сычевальню.