Прискорбные обстоятельства - Михаил Полюга Страница 68

— Чай, кофе, капучино? — обычным своим вопросом встретил меня Василий Игоревич и широко улыбнулся.

— Я уже изволил сделать заказ. Есть что-нибудь к кофе, кроме коньяка? Мне, понимаешь, врачи коньяк пить запрещают. И сухое вино. И пиво. А вот водочку или немного виски…

— Не верьте, Евгений Николаевич, врачам! — благожелательно пропел Кравченко, открыл замаскированную под стенной шкаф дверь и скрылся в комнате отдыха, где у него был оборудован мини-бар; там он зазвенел бутылками и через секунду появился в кабинете с початой бутылкой виски и двумя стаканами. — Екатерина Вячеславовна! — позвал по системе громкой связи секретаршу, и когда та вошла, удерживая в руках поднос с двумя чашками кофе и конфетами в хрустальной вазочке, попросил: — Организуйте нам с Евгением Николаевичем что-нибудь закусить. Ну там лимончик, бастурма, сыр, яблоки… И меня ни для кого нет!

Пока понятливая и расторопная Екатерина Вячеславовна на скорую руку сооружала из того, что было в холодильнике, закуску, мы опрокинули по первой, наскоро закусили конфетами и, чтобы не известись ожиданием, принялись маленькими глотками потягивать кофе.

— А предшественник ваш, Василий Игоревич, был все-таки изрядная сволочь, — сказал я, запуская пробный шар к началу разговора. — Уж я его и обламывал, где мог, и водку с ним пил — никакого результата! Втемяшил себе в голову, что он первая, она же последняя инстанция в споре, а если не по его велению выходило — бежал жаловаться к областному прокурору.

— Они с Фертовым прежде где-то пересекались, если память мне не изменяет, вместе работали в Краматорске.

— Да хоть бы они были молочные братья! Общее дело делаем, вот только один винтик вставляет, другой — закручивает, третий — смотрит, чтобы все было так, как книжка пишет. При чем здесь этот махровый волюнтаризм и родственные связи?

— Как же, а похвалы и награды? А карьерный рост? Вьюном вейся, хитри, выпрашивай, а показатели каждый месяц дай. Вот вы «зарезали» в сентябре одну организованную группу, так у меня сразу отчеты за девять месяцев рухнули — и что? Изволь, Василий Игоревич, на трибуну. Так на последней коллегии взгрели… А все вам спасибо, Евгений Николаевич! Но что мы всё о печальном! Где же закуска, Екатерина Вячеславовна?

Закуска тут же появилась, и секретарша, напоследок оглядев стол наметанным глазом и, по всей видимости, оставшись довольна, выскользнула в приемную и закрыла за собой дверь.

— А, как ни тянись, но если нет надежного тыла, всех нас, несмотря на доблести и успехи, будут клевать, как куры просо: не один недостаток отыщут, так другой, — внезапно озлобившись по пьяному делу, сказал я. — На том и выстроена система: чужих бей, своих выдвигай. И так до бесконечности. Видели, кого к нам недавно прислали? Сына начальника головного управления из столицы. Еще сопляк, пороха не нюхал, а сразу назначен прокурором областного центра. Роет копытом, совершает глупость за глупостью, издевается над подчиненными, и никто ему не указ. И так повсюду. Изобрели для себя код идентичности: кто твой папа? — и все тут, и кошка не ходи!

— Ну, мы тоже не последние в этой жизни, — оптимистично изрек Кравченко и залпом, по-молодецки выпил. — Вот мне еще сорока нет, а я уже полковник. Нагадал тут один экстрасенс, что буду через годик-другой генералом. Хорошо поживу, но недолго. Потому я о печальном не думаю, стараюсь жить, чтобы получше да поинтересней. В августе всего десять дней отпуска дали, так я ухитрился с друзьями весь Южный берег Крыма объездить. Правда, море видел всего два раза и то издалека. Зато выпил крымского вина на год вперед. И в девках не было недостатка…

— А как же жена?

— У нас с ней джентльменское соглашение: каждый — сам по себе. Вот только дочку в этом году в институт международных отношений пристрою и… Давайте, Евгений Николаевич, за детей!

— Черт! — поморщился я, пристраивая удобнее ногу, измученную дергающей огненной болью. — Подагра достает! И почему прилипла ко мне? Врачи говорят: нарушен обмен веществ. А чего ему быть нарушенным? И всего-то я лет десять, не больше того, побезобразничал — это когда работал в двух районах прокурором. Вдруг, понимаешь, почувствовал вкус пития и хорошей еды — шашлык, уха на берегу, песни у костра… Что такое десять лет в сравнении со всей жизнью? И вот на тебе!..

— Да, слышали новость? — внезапно оживился Кравченко. — Пока вы там, на Галичине, пили медовуху и смереками любовались, у нас здесь Гарасима на заслуженный отдых попросили. Говорят, сопротивлялся, искал в столице покровителей, но, видно, пора пришла. Он ведь заядлый грибник, рыбак, охотник? Вот и дали возможность заняться любимым делом. А?

«Вот тебе и раз, уели Гарасима! — подумал я, впрочем, без особых эмоций: то ли вселенское безразличие одолело, то ли виски пришлось как нельзя кстати. — И в службе безопасности ничего вечного не наблюдается. Круговорот воды в природе…»

— Шут с ним, с Гарасимом! Свято место… Что, будем еще пить?

— Виски мы с вами, Евгений Николаевич, прикончили, — весело хлопнул в ладоши Кравченко. — Но дело поправимое, на раз-два. Сейчас кого-нибудь отправлю в магазин…

— Ну уж нет! Кажется, хватил лишку. А может, положил спиртное на таблетку — как-то мне не очень здорово. Пойду-ка я помаленьку домой.

— Зачем идти? Мой водитель отвезет.

Но я упрямо мотнул головой, пожал Кравченко на удивление крепкую сухую ладонь и отправился восвояси. И хотя сознание у меня подплывало, точно у ныряльщика на глубине, я двигался размеренным, твердым шагом — может быть, преувеличенно твердым, каким умудряются ходить отдельные счастливцы, по внешнему виду которых трудно определить, что они пьяны. Не торопясь, я продефилировал по коридору, спустился на второй этаж, где располагалось следственное управление, и тут меня отчего-то качнуло влево. Я поднял голову — в конце полутемного коридора мне привиделась унылая тень Капустиной, и я, вместо того чтобы идти дальше, зачем-то приветственно помахал рукой этой тени.

Капустина нехотя подошла и, точно гремучая змея, прошумела мне «здрас-с-те!»

— Бог мой, Светлана Алексеевна! — и себе прошипел я с невольной иронией в голосе, почему-то припомнив при этом свою недавнюю встречу с Квитко. — Вы что, сговорились с Лилией Николаевной ходить за мной по пятам?

— Я не ходила! — огрызнулась Капустина, в оскале демонстрируя ряд хищных белых зубов. — Если вы помните, я здесь работаю. И вообще, я не понимаю, при чем здесь Лилия Николаевна.

— Ну-ка — грубить начальству! — грудью наехал я и, поскольку двери напротив были приоткрыты, затолкал строптивицу в ее кабинет — подальше от посторонних глаз и ушей. — Вы что это себе позволяете? Здесь, смею заметить, не «Евроотель», не «Схрон» и не дворец Потоцких!

— Извините! — прошипела Капустина и отворотилась от меня к окну.

«Ну уж нет, милая! Со мной так не говорят!»

Я с грохотом выдернул на середину кабинета приставной стул, уселся и закинул ногу на ногу. «Ох!» — покривился при этом я и немо проклял подагру не менее десяти раз подряд.