Дед - Михаил Боков Страница 67

В дороге Ганину вновь начало чудиться всякое. То медведь, казалось ему, протянул из чащи свою лапу и хотел зацепить. То трава заговорила вдруг человеческим голосом: «Не топчи меня, Андрий!» «Андрий? – изумился он на бегу. – Что за Андрий еще?» А потом с неба вновь посыпало звездами, и чудное имя отошло на второй план. «Видели? – допытывал Ганин своих подельников, улепетывающих со всех ног. – Видели? Светит-то как!»

Когда остановились отдышаться, Серега – даже в темноте красный после бега – сказал:

– Видно, крепко он тебя саданул, Андрюха, раз все тебе светит. Напугал ты меня, если честно.

– А что? – не понял Ганин. – Звезды летели с неба, вы не видели? Огненный дождь?

Братья переглянулись меж собой, покрутили пальцем у виска. Поставили диагноз:

– Кранты.

Подхватив добро, понеслись дальше.

Наскочили из лесу на деревню. В предрассветном мутном киселе показались Мыски еще страшнее. Пустые избы, изогнувшись, склонились над ними. Черный лес шевелился и роптал. С размаху налетел Серега на корягу, покатился кувырком, в карманах его зазвенело. «Фу ты! – сплюнул он в сердцах и, пожалуй, раз в десять лет перекрестился. – Чертовщина».

Остановились, когда до лагеря было уже рукой подать. Глянули еще раз в мешки: меч, золотые монеты – все было на месте. Почесали головы – обалдели сами от того, что натворили.

– Ну? – взял слово Серега. – Что будем дальше делать? Ты как, Андрей? Светить перестало?

– Перестало, – буркнул Ганин и задумался: соврал он сейчас или нет? Свечение небесное и вправду ушло. Но вместо него шелестящим шепотом теперь говорил с Андрюхой лес. «Шаги, – шумели кроны дерев. – Ищ-щ-ут, слыш-ш-ат, дыш-ш-ат».

Поразмыслив, решил Ганин о говорящем лесе помалкивать.

– Хапанули мы добра сегодня, ребзя, от пуза, – продолжал тем временем Серега. – Давайте совет держать. Мое мнение: нам этого просто так не оставят. Там на один меч можно всю нашу деревню заново выстроить. А уж монет сколько! Прямо золотой запас.

Короче, открутят нам головы за наши дела – вот что я думаю.

– Зарываем! – вступил Степан. – Зарываем и разбегаемся до будущего года. Может, не до будущего даже, а на пару лет. Когда поуляжется, вернемся, подымем схрон, тихонечко его сплавим. А пока – баста, бежим по домам.

– По каким домам, Степ? – спросил Серега. – Будто Фока не знает, где наш дом. Явятся к нам на порог через день как миленькие. Явятся и начнут терзать. Еще и мамку прихватят.

– М-да, – братья горестно задумались. – Натворили делов.

– В город пойдем! – просиял, найдя решение, Солодовников-младший. – Растворимся в Москве, жить будем вон – у Андрюхи. Перекантуемся, а, Степ?

– Тпру, – ответил Степан, – останови лошадей, Серый. Чтобы я в город, да где это видано? Что я в городе делать буду? Я и в метро-то ни разу не был, а как представлю – чад, небоскребы, проспекты… Я помру там раньше, чем мы меч загоним. Не поеду в город и все тут! Хошь сам езжай, а я здесь буду – к Танюхе пойду в соседнее село, у нее схоронюсь. А не примет, яму в лесу вырою и буду в ней жить.

– Что за Танюха? – заинтересовался Серега, несмотря на тревожный момент решения судеб. – Та самая?

– Та самая, – буркнул Степан.

– Так она ж толстая, ты сам говорил. И с дитем!

– С дитем не с дитем, а жить как-то надо! А то придут завтра супостаты, возьмут за шкирятник, да и душонку вытрясут. И не толстая она, – Степан зло сплюнул, покосившись на дурного своего братца, и полез по карманам искать сигареты и спички. – В теле просто. А раз в теле, как папаня наш покойный говорил, это значит темперамент. Не понимаешь ты жизни, дурень.

– Ты много понимаешь, – обиделся Серега. – Видели бы вы, ребзя, эту Танюху. Ну чисто самосвал. И вся в угрях. Уж как она за Степой нашим бегала. Пешком ходила к нам из своего села. Придет вечером после работы и сядет на крылечко, Степушку ждет. «Степушка» – это она так его звала. А Степушка наш как увидит, что она сидит, через забор ухнет и давай огородами от дома. Обожжется весь в крапиве, до ночи в кустах просидит, зовет меня иногда из кустов: «Сереня. А, Серень? Посмотри, эта еще не ушла. А если не ушла, скажи, что меня в командировку послали, что не будет меня». Вот какая любовь-то у Степы была, – Серега развел руками. – Неземная. В клубе он ее спьяну подцепил, на медляк два раза отвел, и все – вспыхнуло чуйство, словно порох. Верно, Степ?

– Молчал бы, пустобрех, – огрызнулся Степан.

– Дело давайте решать, – остановил спорящих братьев Виктор Сергеевич. – Мы имеем сокровище на руках и банду на хвосте. А за бандой еще неизвестно кто завтра подтянется. Кто расписным экскаватор купил? Не в лотерею же выиграли. Так что решать надо быстро.

– Разбегаться надо, – согласился Ганин. – Отвоевали сезон.

– А дед, Андрюха? – поднял на него глаза Виктор Сергеевич. – Дед-то как?

– Не знаю я. После Мысков ничего не знаю – ни куда идти, ни где его следы могут быть. Отсидимся осень-зиму, глядишь, какая мысль и появится. А пока пусто, ноль.

– А чутье что говорит? Интуиция?

– Молчит. Мертвяки по ночам снятся – вот и вся интуиция.

Закурили, потупили глаза в землю, задумались.

Вот тут-то, когда отдышались, да пришли немного себя, Ганина и зацепило. «Богатство, Андрюха, это ж какое богатство-то! – проснулся въедливый голос. – Все позволишь себе! До скончания века в золоте будешь жить!» И тут же потянуло тревогой: «А если зароем и, пока нас нет, придет кто другой? Мало ли их бродит по лесу. Отроет схрон и прощай богатство». «Нет, – решил Ганин про себя. – Не будем зарывать. С собой потащим!»

Сердце его колотилось. Впервые за свою тридцатитрехлетнюю жизнь Андрюха Ганин попробовал на вкус алчность. Попробовал и неприятно удивился: тяжело и неспокойно сделалось на душе, а ей и без того было тяжело и неспокойно.

Подельники молчали. Судя по всему, мысли их вращались в той же плоскости: как не упустить добытое добро, да и не остаться обделенным при дележе. И вот уже стали присматриваться друг к другу по-новому, замерцали в глазах нехорошие огоньки.

– Не будем зарывать, – сказал Ганин. – Ну его от лиха подальше. Понесем с собой, а там видно будет. Я с Галей в деревню пойду, поживу у нее, залягу, потом двину в Москву – электричками, осторожно.

– Мы к Танюхе, – сказал Степан. – Виктор Сергеевич, айда с нами. Поживете на сельском довольстве, жирка нарастите.

Серега скривился:

– Так она и взяла, твоя Танюха, нас троих.

– Возьмет, – убежденно сказал Степан. – Если мужика не прижила еще, возьмет. У меня к ней подход есть.

– Подход у него, – передразнил Серега. – А меч? А монеты кому?

– Меч я возьму, – сказал Ганин. – Монеты берите вы. Виктор Сергеевич, как прощаться будете, заберет их в Москву. Дальше как обычно. Следующей весной ждите нас с выручкой. А прижимать начнут, двигайте в Москву – я устрою.