Долгое молчание - Этьен ван Херден Страница 67

— Я просто не знаю… — прошептала Инджи.

— Чего вы не знаете? — спокойно спросил Молой.

— Я не знаю, хватит ли у меня сил на все истории этого города, — бросила Инджи Фридландер через плечо, направляясь к двери. Она бежала по улице, а мэр стоял у окна своего кабинета.

Для тебя это только истории, думал он не без горечи. А для нас это все, что мы знаем. Для нас это наш Йерсоненд.

20

«Как описать любовь?» — думал капитан Вильям Гёрд, былой герой индийского раджи, теперь влюбленный в африканский вельд, вместе с Рогаткой Ксэмом поджаривая на костре ребрышки. Точный год моментально вылетел у него из головы, потому что они попыхивали сигаретой с травкой, про которую Рогатка Ксэм сказал, что это сорняк, растущий в здешних сырых ущельях, и он помогает простить и забыть.

Как выразить то, что в конечном итоге определяет судьбы мира: влечение между мужчиной и женщиной?

Брачный инстинкт, думал капитан Гёрд, вот о чем на самом деле говоришь, когда изучаешь большие передвижения войск, падение королей и возвышение империй. По большому счету все это зависит от того, что происходит между влюбленными.

Стоит это понять, и можно перестать беспокоиться о великих жестах истории, об алчности, о жажде власти и о подчинении. Если хочешь сказать что-нибудь значимое об истории конкретного места, следует сосредоточиться на притяжении влюбленных. Только взгляни, как выражают это художники! Ибо разве не творение искусства вбирает в себя акт любви, как основной сюжет определенного времени или места?

Капитан Гёрд не знал, какие из этих мыслей он высосал из небольшой сигаретки, а в каких действительно был смысл, но он уже заблудился на тропах любви. Однажды, когда они с Рогаткой Ксэмом странствовали, Рогатка рассказал ему о зеленеющем ущелье, где паслись дикие антилопы, такие ручные, что можно было поймать их руками и отправить на костер; о рае, где хрустальная вода била ключом из вечного источника.

Это был район далеко на востоке от того Места, где сейчас стоял Йерсоненд; да, это было место, в грядущие времена названное Промывкой. Климат там был сырой и умеренный, земля всегда влажная от дождей. Рогатка Ксэм отвел измученного капитана Вильяма Гёрда туда, в маленький домик, прислонившийся к утесу под водопадом. Этот домик построил Энсин Молой, пират, беглый раб и бандит, и уже стариком, изувеченный проказой, привел в него свою возлюбленную, Титти Ксэм.

Рогатка Ксэм рассказал капитану Гёрду, что его отец, Энсин Молой, привел туда его мать, Титти, после того, как своим мушкетоном и саблей уничтожил всю ее семью и насильно похитил ее. Но правда и то, что пират хорошо обращался с Титти, и, в свою очередь, она тоже заботилась о нем, когда он начал терять пальцы на руках и ногах на неизученных дорогах жизни — в этом месте капитан Гёрд не смог сдержать усмешку.

Когда ее в конце концов поймали и вместе с мужем отвезли на Роббен Айленд, чтобы они умерли там, в колонии для прокаженных, с видом на Столовую Гору, в окружении неугомонных волн гавани Столовой Горы, домик перешел Рогатке Ксэму, проводнику охотников на крупную дичь, транжире, контрабандисту, бывшему пандуру, служившему под началом голландцев. И наперснику художника, попиравшего эту землю, Вильяма Гёрда, человека, который проползал под скальными выступами и забирался в пещеры, чтобы увидеть, как предки Рогатки Ксэма выражали свою любовь к человеку и зверю, к печали и пейзажу.

После одной из таких долгих экспедиций, во время которой капитан бесконечно копировал наскальные рисунки, Рогатка Ксэм и отвел его в маленький домик рядом с утесом. Ближе к вечеру они устало расседлали лошадей, и капитан Гёрд встретился с малышкой Титти Ксэм, сестрой Рогатки.

Малышка Титти жила какое-то время в белой семье в Кейптауне, и они с капитаном сразу сошлись — так хорошо, что в первый же вечер они ушли от костра, где над горшком с медовым пивом скорчился в трансе Рогатка. Они отошли в сторону, чтобы рассмотреть при лунном свете рисунки на скале бушменов. Капитана Гёрда особенно впечатлила бьющая через край энергия животных, нарисованных на скалах охрой и оранжевой краской. Он посмотрел на малышку Титти и в ней увидел изысканность и мифы прошедших лет, луны, звезд и зова столетий; он увидел небольшие груди, он почувствовал в ней запах вельда и ветра. Вот откуда появилась Сара Бруин — из той ночи под скальным выступом; из очарования пейзажа, из его линий и красок. И Сара Бруин, выросшая под утесом и водопадом много позже того, как капитана Гёрда забыли в этих местах, ушла на юг, чтобы поселиться в Боланде на винодельческой ферме, владел которой гугенот Вилье. И там, в те неустроенные времена новых поселенцев и старых войн, она родила ребенка — ребенка, который с самого рождения был всегда неугомонным и шумным: Меерласта Берга.

Но конечно, капитан Гёрд представления не имел о том, что будет дальше. Его тогда волновала язвительная — нет, насмешливая — улыбка на лице его лазутчика, Рогатки Ксэма. Гёрд понимал, что Рогатку не особенно впечатляла его привычка рисовать все подряд — людей или животных, с которыми они сталкивались. Из их жизней не вышло ничего, кроме вечного рисования, бесконечной регистрации того, что они встречали.

Они часто спорили из-за этого. Рогатка вел себя дипломатично, потому что он, в конечном итоге, был всего лишь лазутчиком и знал свое место. Но когда самокрутки начинали вершить свои чудеса, или медовое пиво шло по своему естественному пути, они становились равными — двое мужчин примерно одного возраста, оба искатели приключений; «горные кролики-сироты», как выражался Ксэм, «без роду и племени».

Вот тогда Рогатка и донимал капитана — почему он считает важным все записывать? Почему нельзя просто наслаждаться странствиями и исследованиями, женщинами, которые встречались на пути, фруктами от меновой торговли, дикой жизнью и пейзажем? Нужно нюхать, щупать и пробовать все подряд, разносил Рогатка капитана, а не валяться на спине и не срисовывать то, что оставили после себя древние люди. А ты вечно сидишь за своим складным столом, озабоченный, как бы все правильно записать и зарисовать, в точности соблюсти цвет и форму!

Как мог капитан защищаться от этих обвинений?

— Я художник! — говорил он. — Обстоятельства пытались сделать из меня солдата, и им это удалось. Меня наградили медалью за мужество. Она там, в седельной суме. Но я больше, чем профессиональный солдат. На самом деле я человек краски и масла, цвета и линии.

— Не очень-то тебе это поможет, когда разольется река. — И циничный Рогатка Ксэм сильно затягивался сигаретой с марихуаной.

— Следы прошлых путешественников — эти рисунки на скалах — поражают меня. Я прикасаюсь к ним, и мне кажется, будто под моими руками эти люди и животные оживают.

— Не очень-то поможет, если нападет лев.

— Кто-то должен записать все, с чем мы встречаемся; кто-то должен находиться между прошлым и будущим и взять на себя ответственность за течение жизни. Кто-то должен сказать: погодите, сейчас все очень похоже, это в точности, как я уже видел, вот оно…

— Не очень-то поможет, если молния ударит справа и слева от тебя.