Тусовка класса "Люкс" - Элиот Шрефер Страница 67

– И что было потом? – спросил Ной.

– Я рассказывал про то, как залез тому мужику в карман, так?

– Да…

– Короче, ключа нигде не было! И тут Зигги давай верещать: «Мы попались! мы попались!» – а Федерико так на него посмотрел, будто сейчас врежет. Но бить он его не стал, а пошел к окошку, и я тоже с ним, а Зигги у телевизоров болтался. На улице холодина, хоть и апрель, а наверху – ветер гуляет – до костей продрало. А снаружи за окном пожарная лестница. Федерико, чтоб проверить, наступил, что-то там хряснуло, но она его выдержала, так что я знал, что уж меня-то она выдержит точно. А потом Фед просто полез вниз. Я ору: «Не дури!» До земли же несколько сотен футов было, весь «Челси-Пирз» [31]под ногами, а ступеньки такие сопливые. Но он не слушает, лезет, и все тут. Смотрю – Зигги на меня пялится. Я ему: «Пошли!» – он кивать кивает, а сам ни с места. Я подумал, что он типа обкурился или, может, тоже нажрался тех зеленых таблеток. Короче, я тоже полез. Вылез из окна, а уж потом это нетрудно было. Все смотрел, нет ли копов или людей на балконах, но вроде никого не было. В Челси народ слабачки, дрыхли небось уже все. Ну вот, а потом оказалось, что лестница-то до земли недостает, и я, значит, повис. Болтаюсь над улицей, а Федерико внизу меня ловит. Ну я и отцепился. Только как дурак зачем-то прыгнул в сторону, то есть вильнул, и Фед меня не поймал. Нога вдребезги. Короче, мы залезли в такси, я разбудил маму, и мы вместе с ней поехали в больницу – это здесь, рядом, в нескольких кварталах.

Довольный собой, Дилан откинулся на подушки.

– И ты сказал маме, что разбил лодыжку, когда в четыре часа утра играл в баскетбол?

– Да! Она бывает тупая, как не знаю что.

По мере того как Ной слушал рассказ Дилана, в груди у него закипало раздражение. С чего бы это? Из-за упоминания о кокаине? Он, конечно, должен был заниматься с Диланом, а не слушать его россказни… но и не из-за этого тоже. Может, он завидует, что его там не было? Может ли быть так, чтобы он завидовал? Он не мог сказать точно. Но тут до него вдруг дошло, чего недоставало в этой истории, и раздражение переросло в гнев.

– А как же Зигги?

– Зигги? Зигги – тряпка. Я с ним с того времени и не разговаривал. Это две ночи назад было.

– Нет, но он спустился по пожарной лестнице?

Дилан передернул плечами:

– Откуда я знаю. У меня лодыжка вся посинела, мы с Федерико залезли в такси – и домой.

– И Федерико его не подождал? И ты не позвонил узнать, как у него дела?

– Нет. А Федерико он по-любому не нравится. Я же говорю – Зигги – балбес, каких поискать.

– Так вы просто смотались и бросили его в той квартире? Господи Боже, Дилан!

– Зигги уже большой мальчик. А тот мужик был в полном отрубе. Да наверняка Зигги просто слез по той лестнице, и все.

Но почему ты ему не позвонил? – настаивал Ной. Его охватил ужас: Дилан без малейшего сожаления бросил в беде своего друга. Ной так долго привыкал к Дилану, внушал себе, что тот всего лишь забавная игра природы, карикатура. Но сейчас, глядя, как тот улыбается, Ной никак не мог выбросить из головы внезапно явившуюся мысль: Дилан – чудовище. И таким же чудовищем, судя по всему, был Федерико.

– Послушай, ты, тебе бы только в полиции нравов работать. Это Зигги, Зигги облажался, и я ему звонить не собираюсь.

– Но…

– Эй, мужик, брось. Что ты заладил?

– С ума сойти. – Ной все не мог успокоиться. – Но это же ужасно. Ты же не знаешь, что это был за тип. С Зигги могло случиться все, что угодно.

– Нет, Ной. Это было весело. Зигги скулил как девчонка. Если бы ты был там, ты бы понял. Это прямо до чертиков весело.

У Ноя затряслись руки. Будь он кем угодно, кроме наемного работника, он поднялся бы и ушел. Но подняться и уйти значило потерять работу. Ему платят за то, чтобы он здесь находился. Он должен смириться. Как проститутка, которой не по душе больная фантазия клиента. Он достал лист с простейшими математическими заданиями и уставился на него. Он сотни раз решал эти задачки, но сейчас ему не Удавалось прочесть хотя бы одну. Цифры прыгали по странице, сливались в неразборчивое пятно. Он сделал глубокий вдох.

– Ладно, – сказал он, – номер первый…

– Да брось, – сказал Дилан, – какие еще номера? Не заводи волынку, как тот мужик, которого нанимала мамаша.

Ему захотелось дожать Дилана, заставить его признать собственную неправоту. Но по опыту занятий с младшим братом он знал, что дожимать надо как можно реже и аккуратнее. Придется ему оставить все как есть. Голос Ноя дрогнул. Он был слишком расстроен, чтобы следить, правильно ли он выговаривает.

– Номер первый. Если Джуна нарисует прямоугольник, а затем уменьшит его ширину на десять процентов и увеличит длину на пять процентов, на сколько процентов изменится общая площадь прямоугольника?

Он поднял глаза на Дилана. Тот сидел, откинувшись на изголовье кровати и немного наклонив голову. Он почесал под повязкой и окинул Ноя холодным взглядом.

– Ну что, с чего начнешь? – спросил Ной.

– Какого хрена ты это делаешь? – спросил Дилан. Он испугался за Зигги. В глазах его появился страх: он боялся, что поступил неправильно. – Расслабься.

– Попробуй нарисовать прямоугольник. Представь, что ты Джуна.

– Не собираюсь я представлять, что я какой-то идиотский Джуна. Брось. – И Ной услышал, как он прибавил – почти что выдохнул: – Вот придурок.

– Что ты сказал? – спросил Ной, отчетливо выговаривая каждое слово, хоть слова и были бессильны в мире, где жил Дилан. Крутые детки на пафос плевать хотели. Ной не сводил глаз со своего кулака.

– Ничего, – пробормотал Дилан. – Знаешь, что-то я сегодня не в настроении.

– А мне плевать, – сказал Ной, – сейчас ты подумаешь и решишь эту задачу.

– Ни хрена я не буду делать, – сказал Дилан. Голос его звучал холодно и вяло, в нем не было злости.

– Ты хочешь поступить в Нью-Йоркский университет?

– Не знаю. Мне плевать.

– Да оставь себе хоть один хренов шанс! – закричал Ной. – Тебе придется работать как следует, если ты хочешь произвести хорошее впечатление на комиссию. У нас есть три недели. Ты можешь упростить себе задачу, а можешь ее усложнить.

– «Хренов». Тоже мне словцо. Ты звучишь, как долбаный лагерный вожатый.

– Я и есть долбаный лагерный вожатый, – сказал Ной. Гневные слова сорвались с языка и нелепо повисли в воздухе. Он посмотрел в холодные глаза Дилана, и тут вдруг Дилан расхохотался. За ним засмеялся и Ной.

– Эй, парень, – сказал Дилан, – почему ты на меня не забьешь? Шел бы ты домой, а?