Звезды, души и облака - Татьяна Шипошина Страница 67

Да, Шурочке надо было быть, «как все», но поначалу ей было трудновато.

«Однако, поначалу трудновато, — подумала Шурочка — Машка ушла, но я же не могу уйти… Это же моя квартира… Нет, ерунда! Я же всё решила. Нельзя отступать!»

И Шурочка заглушила всё то, что Машка расшевелила в её сердце, повернулась и вошла в комнату. Кое-кто танцевал, а человека четыре просто валялись на старой кровати, курили и сбрасывали пепел на пол. Шурочка вплелась в круг танцующих. Мужские руки обняли её за талию. Музыка гремела.

После танца девчонки позвали Шурочку на кухню. — Шурка, иди к нам! Иди, покурим!

Курили в группе трое девчонок. Стриженная очень коротко, худая, «поджарая» Настя Петровская, была в этой маленькой группке заводилой.

— Да я же не курю! — Шурочка открыла на кухне форточку. От табачного дыма щипало глаза.

— Ну, и зря! — сказала Настя, картинно затягиваясь длинной чёрной сигаретой. — В курящей женщине есть шарм. И независимость.

— Это точно, — поддакнула пухленькая и румяная Верочка. — И фигуру сохранишь!

— Ладно, ладно! — Шурочка засмеялась на Верочкино «про фигуру». — Я попозже, попозже!

И Шурочка выбежала из кухни.

Веселье продолжалось.

Расходились близко к полуночи. Может, и ещё бы сидели, да родители стали звонить по мобильникам. То одному, то другому.

— Всё, Шурка, ты как хочешь, а я в следующую пятницу к тебе снова прихожу! — сказал Славка. Он был пьянее остальных, и смешно качался в маленьком Шурочкином коридорчике, пытаясь натянуть ботинки.

— Все, все приходим! — поддержал Славку Вадик Селиверстов, толстоватый «маменькин сынок».

Ух, как хотелось Вадику хоть немного свободы! Как он завидовал Шурочкиной отдельной квартире! Но и пил Вадик из всей компании — меньше всех. Боялся, что дома попадёт.

— Все собираемся! — верещали и девчонки. — Клуб! Клуб будет у тебя, Шурочка! Клуб — «По пятницам!»

— Клуб — «Зелёная пятница»! — с важным видом протянул Арсений, или, по-просту, Аре. Аре был личностью поэтической, эстетической, политической, гомерической и ещё Бог знает какой, но явно не простой, а с закидонами. И внешность у Арсика была соответствующей — он был высок, худ и бледен. Ходил зимой без шапки, закутав горло длинным зелёным шарфом.

Если Славка пыжился, чтобы быть лидером, то Арсик был им, видимо, по рождению. И поэтому он ни прикладывал никакого труда к тому, чтобы завоевать всеобщее внимание. Он просто произносил фразу, иногда и тихонько. Но, почему-то, слышна она становилась всем, и сразу.

Вот и сейчас стоял он в коридоре — высокий, прямой, бледный, с кругами под глазами. Круги, по цвету, были почти одинаковы с его зелёным шарфом. Сигарета дымилась во рту Арсика, и пепел падал на пол прихожей. Арсик брился редко, и щёки его были втянуты и темны.

— «Зелёная пятница», — повторил Арсик со значительным видом.

— А почему «зелёная»? — спросила Людочка Переви-тинова, крашеная блондинка с губками «под Мерлин».

Арсик не удостоил Людочку ответом. Он тряхнул волосами, которые обрамляли его лицо, как на портрете у писателя Н. В. Гоголя. Потом он попытался поцеловать на прощание руку Шурочки, не вынимая, при этом, сигареты изо рта. Это ему долго не удавалось.

И, наконец, он открыл входную дверь, и вывалился на площадку вместе со своей сигаретой и своим длинным шарфом.

— Заседание продолжается! — крикнул Арсик и взмахнул руками.

— Ура! Ура! Да здравствует «Зелёная пятница»! — шумная компания скатилась по лестнице, и всё затихло.

Шурочка вернулась в свою новую квартиру. Грязь была кругом. Валялись пустые бутылки, окурки, пепел. За кроватью Шурочка нашла две длинные чёрные сигареты. Видно, Настя выронила. Шурочка подняла сигареты и положила их на стол.

Остатки еды, стоящие на столе, имели вид совершенно неприглядный. В одной из бутылок осталось немного вина. Шурочка взяла первый попавшийся стакан и вылила в него вино из бутылки. Потом залпом опрокинула стакан и вытерла губы рукавом свитера.

Была она, как ей казалось, совершенно трезва.

И тогда Шурочка взяла чёрную сигарету, спички…

«Может, не надо?» — спросила она себя.

«Нет, надо. Шарм… Независимость…» И Шурочка зажгла спичку, поднесла к сигарете…

Рот обожгло, лёгкие отреагировали болезненным спазмом. Голова закружилась…

Прокашлявшись, Шурочка погасила сигарету в тарелке с недоеденным тортом. Да…

— Да… — сказала Шурочка вслух, обращаясь непонятно к кому.

Икона упала лицом вниз — видно, столкнул кто-то. Шурочка подошла к комоду, подняла икону, посмотрела в глаза женщине, потом — ребёнку.

— Да, видишь, как всё получается… — снова сказала она вслух.

«Вот я и была, как все, — подумала Шурочка, — вот я и была, как все. А теперь вот — пьяная стою. И курить попробовала. И что? И ничего! И даже — всё прекрасно! И танцевала, и целовалась… И со Славкой, и с Арсиком… И что? И ничего! И ничего мне не плохо, и не паскудно… Только самую малость… Я и так… засиделась в девках. Уже на первом курсе, а ещё и не была ни с кем… Нет, всё хорошо, всё прекрасно! Прекрасно!»

И Шурочка снова посмотрела на икону. Брови женщины были нахмурены, но злости не было в её взгляде.

— Ладно, посмотрим! — сказала вслух Шурочка, вздохнула и отправилась на кухню за мусорным ведром, чтобы смести в него остатки новоселья.