Душа - Татьяна Брукс Страница 66

Что, страшно честно посмотреть себе в глаза? А что ты знаешь о честности?

Надя подошла к зеркалу и глянула на своё отражение в нём. Приятное худощавое лицо с маленьким носом сливкой, наивной верхней губкой домиком, именно она притягивает мужские взгляды, темно-коричневые, забранные в конский хвост», не слишком густые волосы…

«Господи, да что ж это я всё хожу вокруг да около? Волосы, нос, рот… Я что, не знаю, как я выгляжу? Да, прав дед Кузьма, очень трудно честно посмотреть себе в глаза! Особенно, если через них ты хочешь заглянуть себе в душу».

Девушка взмахнула своими длинными ресницами и посмотрела на себя. Вначале она не могла понять, что и как надо сделать, чтобы получилось заглянуть в свою душу. Она снова увидела симпатичную девушку с небольшими темно-карими европейской формы глазами. А потом вдруг почувствовала, что ей стало стыдно. Стыдно за то, что она все время себя жалеет, за то, что обижалась на своих бабушку и деда, которые её вырастили. За то, что она не хочет быть такой, как мать, хотя ни разу не попыталась найти её и узнать, какая же она на самом деле, за то, что дала себя изнасиловать, и за то, что оказалась такой слабой, что решила свести счеты с жизнью.

А может, прав дет Кузьма, и всё это случилось потому, что иначе не могло быть? Потому, что в том, что случилось, есть смысл? Какой же в этом может быть смысл? Интересно, если бы всё повторилось опять, могла бы я поступить по-другому?

Как же ты, бедная моя Душа, выдержала эту боль, алкоголизм и бл…ство? Что же я с тобой сделала? Я забыла всё, что говорила мне лучшая из женщин, даже колечко её потускнело, а я и внимания не обратила. Спасибо тебе, дедушка Кузьма, спасибо, Наташа.

Теперь Надя с трудом оторвала взгляд от своего отражения в зеркале и подняла трубку телефона.

— Ниночка? — спросила она после того, как гудки прервал звонкий голосок: «Алё!» — Нинуль, я уезжаю завтра, хотела поблагодарить тебя за всё. Особенно за деда Кузьму.

— Как уезжаешь? Как завтра? Ты же говорила, что тридцатого, а завтра только двадцать восьмое… А кошки как же?

— Кошек я с собой забираю. Мне там обустроиться ещё надо, да и на работу уже тридцатого в ночь… Просто хотела поблагодарить тебя за всё.

— Не-е-ет, так дело не пойдёт. Приходи к нам, посидим, отметим, проводим тебя по-человечески. Я Сашу приглашу…

— Нет, Нинуль, не надо Сашу. Он хороший, он очень хороший, но… И провожать меня не надо… Я спасибо сказать хотела. За всё. Я напишу. Пока.

— Ну, пока, коль не хочешь… Но как-то не по-человечески…

— Скажи, Нин, ты когда-нибудь пробовала заглянуть себе в душу?

— А как это? Зачем? Надь, у тебя всё нормально? Болит что?

— Болит…

— Господи, что болит? Может, скорую вызвать или приехать?

— Нет, Нинуль, не надо скорую и приезжать не надо — не поможет.

— Так что болит-то?

— Душа…

* * *

— Ну вот, девочки, мы и дома.

Надя открыла большую коробку из-под магнитофона, вытащила из неё по очереди Клёпу и Виолу и поставила на пол. Кошки испуганно оглядывались, тогда хозяйка стала поглаживать их по шелковистым спинкам, и страх постепенно исчез. «Наша хозяйка — самая лучшая. Это другие двуногие могут запустить камнем, пнуть ногой или дёрнуть за хвост. Надя — она святая, — думали кошки, — она никогда в жизни никого не обидит и не предаст. В этом нет ни малейшего сомнения».

Медленно, шаг за шагом, животные расширяли «круг знакомств» с новым жильём и вскоре, облюбовав потёртое старое кресло в углу, улеглись в нём. Надя, постелив туда кошачью простынку, чтобы пахло «своим», принялась распаковывать остальные вещи. Всю последнюю неделю перед отъездом она просидела дома. Пару раз побеседовала с Ниной по телефону, несколько раз заходил Александр с твёрдым намерением серьёзно поговорить. Анна Павловна неоднократно приглашала навестить их, но девушка всегда находила срочные дела, которые никак не терпели отлагательства, или любые другие причины, из-за которых не было никакой, даже самой малюсенькой возможности принять приглашение. Ей никого не хотелось видеть, ни с кем не хотелось разговаривать, кроме одного человека, а он-то как раз не звонил, не приходил и не пытался её увидеть.

Годы учёбы в университете пролетели быстро. Лекции, лабораторные и практические занятия, факультатив по фотографии, работа сторожем в детсаду, а потом и в редакции газеты сначала внештатным, а потом и штатным, правда, на полставки, корреспондентом, занимали всё время. Вот уж скоро и двадцать пятое мая. День исполнения мечты — получение диплома журналиста. Ровно через две недели.

А сегодня одиннадцатое, бабе Вере, Надиной хозяйке, семьдесят лет. Странно, что ни одна из дочерей не приехала. Похоже, что даже открытки не прислали: обычно баба Вера хвастается. А может, просто не дошли ещё или, может, что случилось с ними? Ведь только чуть более двух недель назад, двадцать шестого апреля, произошло событие, которое отразилось на всём человечестве, — взрыв на Чернобыльской атомной электростанции, что находится в ста десяти километрах от Киева. Да, отличился 1986 год! Средства массовой информации не могут остаться в стороне от этого события. Страна возмущена тем, что людям не сообщили правду вовремя, и все они первого мая, на всесоюзный день трудящихся, вышли на демонстрацию, прихватив с собой детей, вручив им в руки яркие воздушные шары и флажки, чтобы прославлять партию и правительство, которое обеспечивает им счастливое детство.

Всё чаще Надя вспоминает мудрого старика Кузьму, который сомневался в необходимости человечеству научно-технического прогресса и электричества, в частности. А ведь прав оказался старый знахарь, как в воду глядел.

Жив ли? Вряд ли, стар уже. Да и жил где-то там, поблизости, возле границы с Белоруссией. А если жив? Помолись за нас, мудрый знахарь, перед своей иконой. Пусть поможет людям пережить катастрофу, если только она может помочь.

После получения диплома Надя готовилась поехать в командировку в город Припять. Она хотела своими глазами увидеть то, что там произошло, и рассказать об этом людям. Ведь она теперь дипломированный журналист. Вот он — шанс быть сильной, смелой и полезной людям. Шанс добиться уважения к себе. Деда Кузьму навещу, если жив ещё. А если нет, поищу того, кому рукописи достались…

А сегодня баба Вера…