Делай, что хочешь - Елена Иваницкая Страница 66

Она обернулась и обняла меня. Вовремя. От жалости ли, воображения ли, от чего-то такого нервная дрожь все сильнее дергала пальцы и ползла вверх.

– Не говорите никому, не хочу, чтоб знали, – спохватился я.

– Старому Медведю надо сказать, – шепнула Марта мне в плечо, потом повторила громче.

– Папа, наверное, сам уже все понял, – откликнулась Юджина. – Он в таких наваждениях лучше всех разбирается. Поговори, спроси. Тебе он расскажет. А теперь вот что. Начинаем лечиться! Потом вы домой поедете.

Я вспомнил, что не могу ездить верхом. Ожидал сочувствия, но получил выговор.

– Вскормил и взлелеял! – мрачно сказала Юджина. – Чему удивляешься? Болезнь свою вскормил. Надо сопротивляться, а ты ей во всем уступаешь.

Да нет же! И я опять объяснил, в какой момент – единственный – верил в реальность бреда. Вернулся к призракам, опять начал рассказывать, но остановился. Переспросил:

– Это и есть лечение – сто раз повторять одно и то же?

Услышал, что обязательно. А еще – баня! Кирпичный дед скоро все закончит, пойдет в баню и тебя возьмет. Знаешь, что такое глиняное обертывание?

Перепадом настроения в горле защекоталось веселье. Вольная шутка просилась на язык: зачем мне ваш кирпичный дед, пусть меня Марта в баню возьмет! Отказался решительно. Причину смеха они не поняли, а подвижность настроения угадали. Бросает туда-сюда? То смех, то слезы? Ну нет, только не слезы. Почему нет? Тоже помогает. Или ты думаешь, что герой – это железный взгляд и каменные челюсти?

Внезапно, словно оступившись на краю обрыва и сорвавшись…

– Хватит! Не могу больше! Прекратите! Я не герой! Я не помню, что было! Почти ничего! И не хочу помнить!

– Не помнишь? – перебила Юджина и раздельно выговорила: – Убитый в глазах стоит?

От невероятного вопроса истерика схлынула.

– Что ты говоришь? Как тебе в голову пришло? Я никого не убивал. Даже произносить странно.

Они переглянулись.

– … и не переглядывайтесь. Что это значит?

Марта тихонько состукнула наши стаканы.

– Ты пей. Сейчас расскажем. Есть еще одно лекарство. Прямо волшебное. Хотя многие осуждают. Говорят, что нехорошо и нельзя. Ну, ничего. Соберемся в «Крылатом псе». Если сегодня же договоримся, то можно в воскресенье. У нас живет такой человек… его скрипка – вот лекарство. Устроим складчину.

– Концерт? – удивился я. – Нет, подождите – оргию?

Обе опустили глаза и вздохнули. Вовсе нет. Хотя осуждают именно за это. Говорят – разгул. Но ты сам почувствуешь. Орф-скрипач не по струнам, а нервам смычком водит.

Мне вдруг стало любопытно. Деревенский Паганини, виртуоз-самородок? Они обрадовались моему интересу, засветились. Да, да! Импровизатор, представляешь? Характер – только ох! Колючка, огонь! Но не откажет, нет.

– Он Марту очень любит, – улыбнулась Юджина.

– Ах, вот как? По-братски, надеюсь? Признавайтесь-ка. Ну…

– Он в годах. Мы ему, наверное, не в дочки, а во внучки годимся.

– Собирайтесь, отправлю вас, – скомандовала Юджина. – Сейчас разберемся, кто отвезет. Нина тебя живо накормит, у нее не отвертишься. А я здесь ночую. Дела.

В приятной полусонной усталости я наблюдал, как мною распоряжаются. Сестры выходили, входили, вдруг вбежали с известием: Санди приехал! За ними появился мальчишка и, обожающе приоткрыв рот, очень осторожно пожал руку раненому. И вез так тихо, что я даже задремал на плече у Марты.

И все мы втроем оказались в могучих лапах Старого Медведя. Все живы. Все тяжелое кончилось. То ли он это сказал, то ли радостные лапы передали.

Вдруг он ахнул: «Что с тобой?» Я так привык к волнению вокруг собственной персоны, что уже хотел ответить. Но он подхватил Марту на руки и унес в дом. Мы с Ниной кинулись следом, Санди – за нами.

Но Марта, хоть и бледно-серая, уже улыбалась с диванной подушки: все хорошо, все обошлось, только устала немножко.

Все чувствовали такое блаженство облегчения, что хотелось что-то сделать, что-то особенное. Но в таких случаях садятся за стол. Вот и мы сели ужинать. Я забыл, что не могу есть. Оказалось, прекрасно могу и очень голодный. Все, кроме меня, принялись горячо обсуждать последнюю стычку. Эта же было не нападение, не приступ! У соседей началась своя гражданская война! То есть резня. Побеждавшие теснили побежденных до самой границы. Тем просто деваться было некуда. Поэтому они нам сами сдавались. Впервые сдавались в плен! Я плохо понимал, что это значит, а Санди пораздумал и насупился: «Так это конец? Мне повоевать не придется?» Нина замахала руками, схватилась за сердце, за горло, застучала по дереву: «Молчи, молчи, разве можно такое вслух говорить!»

Мальчишку отправили домой. Измученную Марту отец прогнал спать: двое суток на ногах! Меня приобнял за плечи: скоротаем ночь за стаканчиком? У меня тоже бессонница! Нина присела рядом: побуду с вами немножко. И я спросил о том, о чем хотел спросить все последние дни. Старый Медведь, кто ты такой? Нина быстро и как будто испуганно взглянула на меня, потом тихо повернулась к мужу, и черные глаза, опять заблестев слезами, ясно выговорили: он самый лучший человек на свете!

Он выпил и начал:

– Ты слышал когда-нибудь о рудниках Магона? Я там родился…

....................