Румбо - Георгий Злобо Страница 66

И кто-то прочапал по лужам вдоль стены со светящимися мандариновыми окнами. И лаяла собака за углом. На скамье сидел бомж и смотрел себе под ноги.

Шёл я, перебирал ногами.

Торопился.

Пришёл на вокзал, удивился: какие дешёвые розы. Самые дорогие — 50 рублей штука. А в 5-и (без пробок) минутах езды отсюда точно такие же розы продают в 2 раза дороже.

Ждал у стены, напротив выхода из метро. Невольно смотрел на проходящих женщин. Удивительные женщины. Несколько блядей видел — восхитился. Захотелось увести их к фонтанам.

Не надоело ещё рубить мясо?

В этом мире не найти покоя.

Где я? Кто я?

Лучше малиновый дождь, чем серозное счастье.

Добро пожаловать в гибнущий мир, расщеплённый на части.

Под флагами красными на улицу выйдем, уснём у башни взошедшего вымени. Лишними станем, поскольку без веры снами сметаем гранитные стены. Скромными станем. Но не устанем.

Не надоело ещё рубить мясо?

Но если… мясо не рубить, тогда к чему портреты эти? К чему гневливый воли зов, сверкание призрачных звёзд на букву «п»? Где ропот рабов, где откровения, где духовные подвиги? Всё это вошло в привычку.

Постепенно всё входит в привычку, даже жизнь.

Подсесть на жизнь — проще простого, а слезать обломаешься.

Ну, где там ваш поезд, мчащийся к счастью?

Туши за спиной раздвинулись, и вошёл Начальник Цеха, а с ним Гаврила, волочащий на цепи полутораметрового мутанта, напоминающего помесь крысы с гиеной.

Молча наблюдали, как Румбо подтащил на разделочный стол мясные колёса электровоза и несколькими точными ударами разрубил каждое звездообразно на 11 неравных кусков.

— Видишь? Пристроил его: теперь делом занят, — Начальник Цеха пощупал раздутую сибирской язвой голень, — а то по кладбищам, понимаешь, удумал шляться. В могилы к уважаемым гражданам запрыгивать.

— Да, — подмигнув, Гаврило уронил двух червей с подбородка, — беспонтовое это занятие — по чужим могилам шарить. Того гляди, заразу подхватишь.

Он отцепил поводок крысы-мутанта, и та, плотоядно пискнув, проворно скрылась в мясном тоннеле.

— Так а он и подцепил, — Начальник Цеха сковырнул головку чирья на шее, — он же теперя радиоактивный. Урановый мальчик на полста мегатонн.

— Вы что хотите этим сказать, уважаемые? — Румбо отложил топор и порылся рукой в мошонке, — я что, могу взорваться?

— Не только можешь, — зашевелил червём Гаврило, — но и взорвёшься. Это и есть твоя миссия: превентивного ядерного удара.

— Вот как… почему тогда не сразу? — приблизился к червиволицему Румбо, — к чему это мясо? К чему все испытания? В могиле твоей грёбаной, и в пустыне зачем пыль эту жрал? Бродил по кафелю? Нюхал ноги пьяной стюардессы?

— Затем, что сразу ничего никогда не выходит, милчеловек! — назидательно проколол иглой волдырь Начальник Цеха, — для начала развиться надобно-с… доказать свою, так сказать, профпригодность… пройти кой-какой жизненный университет…

— Жизненный?

— А кроме того, новичку такое ответственное поручение доверять рискованно. Тут всё естественным образом должно случиться: катаклизм должен специально вызреть. И тогда придёшь ты. И воссияет свет. Человек-водородная бомба.

— А если я не хочу?

— А если сам того не осознаёшь, что хочешь? С нами ничего не случается помимо нашего желания, Румбо. Наши желания — каждый наш шаг.

— Неужели желал я рубить мясо?..

— Не обязательно… но возжелал кое-чего такого, что без рубки мяса не может осуществиться. Так что бери в руки топор и продолжай своё славное дело. Мясникам в народе почёт.

Румбо послушно взял топор, а потом развернулся и с резким криком обрушил его Гавриле на голову. Раздался металлический стук, лезвие соскочило: черви облепляли стальную болванку.

Пихнул на него тушу, подскочил к НЦ — и с налёту ему справа под ухо.

Удар срубил челюсть и смял основание черепа.

Рванул на себя, выдирая лоскут сухожилий, кровь обдала фонтаном.

Рубанул еще сверху — прямо между запухших ячменями глаз.

НЦ осел, выронив папиросу.

Румбо поднял, затянулся.

Выпустил длинную струю дыма.

Сплюнул наполнившую рот влагу.

Приблизился, сонно очищая червей с лица, оглушенный ударом Гаврило.

— Кусь-кусь-кусь… — подзывал он гиенокрыса, чавкая безгубым ртом.

В груде мяса раздалось шипение.

Румбо попятился, щелчком посылая окурок в блеснувшую из-под червей сталь.

Но вот на стене — переключатель.

Прочь с дороги, гнилая репа!

Да здравствует новая эра совдепа!

— Ну хватить кривляться! — Кравподжузо метнула в брата жвачкой, — я через 15 минут выхожу, а ты как хочешь.

— Через 15 минут? Чё так скоро? — Зяблик развернулся перед зеркалом, зажав гениталии между бёдер — получился дамский лобок, — гляди, Джуза…

Сестра не оглянулась.

Она озабоченно рассматривала большой палец на своей левой ноге. Сбоку надулась мозоль: значит, от идеи обуть на дансинг новые туфли придётся отказаться. Остаются кроссовки. Они такие вонючие, но ничего: на дискач проканает.

Кравподжузо достала с полки кроссовки reebok, принялась зашнуровывать.

Зяблик повертел перед зеркалом ягодицами, пытаясь разглядеть анус:

— Пусть ещё подрастут телекомы!..

— Короче, Зяб, — она надела бюстгальтер, повертелась, снова сняла, — я хочу тебе сказать, что ты всегда очень долго копаешься. — надела футболку “braatstvo”, стала причёсываться, — я, баба, а уже почти одета. А ты ещё только косяки упаковал… нельзя же так. В жизни будешь всё время опаздывать — люди будут напрягаться — разложишься окончательно. Глаз да глаз за тобой…

— Лечить будешь? — Зяблик вяло мастурбировал перед зеркалом, — кол точить будешь?

— И не мечтай. Я тебя больше близко не подпущу… ишь, чего удумал: инцестом баловать. Воспользовался, так сказать, беспомощностью старшей сестры… — она коротко и бесшумно пукнула.

За окном стемнело. Накрапывал дождь.

Зяблик взял с полки книгу «Секс в III-ем рейхе» и стал изучать оглавление. Затем с интересом перелистал картинки. Положил книгу обратно, помял мошонку пальцами. Подошёл к зеркалу, посмотрел на свой язык и зрачки. Потянулся, разминая спину. Заголил головку пениса. Осмотрел ожоги на предплечии. Взял мобильный:

— Здоров… ну чё, ты идёшь?.. Какие басмачи? А, басмачи… хорош говна месить…

— Зяба, я готова, ты идёшь? — Кравподжузо заглянула в комнату, — ну, как знаешь… я пошла, слышь?