Выход А - Евгения Батурина Страница 66

– А почему О? – возмутилась Марина, шмыгнув носом. – На О у нас только ты, Орешкин.

– Ну и ладно, – обиделся Гриша Орешкин. – Сама предложи что-нибудь.

– «Соул земли», – откликнулся Сергей Подоляк и посмотрел на Марину Подоляк умоляюще. – П-правда, мы не с-соул играем, но з-звучит красиво.

– Красиво, – согласилась Марина. Начала, значит, его прощать.

– «Фей-парад!» – выдал окрыленный поддержкой Сережа. – П-потому что М-маринка у нас фея!

Посыпались идеи:

– «Роза жизни». В честь крымской розы. А чё, у моей бабушки красивые в саду!

– «Шоу Рма»! На плакатах будет круто выглядеть!

– «Омар Халяль» тогда! Я, например, по происхождению мусульманин! А по убеждениям нет…

– «День сырка»! Это хотя бы весело.

– Камон, хватит игры слов! Может, просто «Одноразовые конфеты»?

– А п-почему все п-про еду? Давайте п-поэтическое что-нибудь. «Фетиш и тютчиш», нап-пример. Зря я стихи п-пишу, что ли!

– Да не надо так сложно. Можно просто – «Подонки».

– Это ты за себя говори, Женя.

– Да слово смешное! – оправдывался высокий длинноволосый Женя, бог контрабаса.

– Тебе и слово «поползень» смешное!

– Конечно! Там же попа! – радостно вступил Кузя.

– Не, ну правда. «Подонки». Отлично же, йоу.

– «Поддатые подонки». Или лучше – «Поддатые подданные».

Марина, окончательно простившая Сергея и оттого веселая, сказала в полной тишине:

– Мне слово «подонки» напоминает слово «поддоны». Помните щиты на трассе?

Все зашумели – помнили. Пока они ехали из Ялты в Москву, вдоль дороги повсюду рекламировали какие-то загадочные поддоны. И не простые, а б/у.

– Выглядело как «Поддоны БУ!» – объяснила мне Марина. – Как будто сейчас выскочат из оврага и напугают.

– Поддоны Бу! – зарыдал от смеха Кузя. – Бу! Поддоны!

– А круто, кстати, – сказал серьезный Гриша. – Я бы сразу запомнил. И публике можно орать: «Поддоны!», а они нам – «БУ!».

Так Кузя утвердил дуэту из одиннадцати человек и одной виолончели (это была она) название.

Мы дорезали оливье, которым я и накормила растущие организмы, на десерт выдав им гору бутербродов, бочку чая и три коробки пирожных. Достала из одной кладовки несколько матрасов, из другой – гору благоухающего временем постельного белья со старомодными розочками и колокольчиками и отправила музыкантов заправлять одеяла в пододеяльники. Сама встала мыть посуду и ждать Гошиного звонка.

А потом позвонила мама.

– Мы едем, – коротко сказала она. – Жди.

Мы с пирожками, радостно подумала я. Сейчас вся ялтинская молодежь отправится в клуб играть концерт, а мы с мамой и Кузей все-таки встретим Новый год. Втроем, как и хотели. И даже оливье немножко осталось после импровизированного фестиваля «Нашествие».

А потом позвонила мама – уже в домофон.

– Это мы, – повторила она. – Открывай!

Надо ей сказать, чтобы поменьше общалась с пирожками, подумала я и открыла дверь. Сейчас еще удивлю ее историей про группу «Поддоны БУ!», вот она ахнет!

Я вышла встречать маму на лестничную клетку – хотела помочь с сумками.

Но из лифта мама вышла без сумок. Гордая и красивая, она проследовала к нашей двери. А за ней, груженный пакетами, пакетиками, разноцветными авоськами и даже одним синим рюкзаком, пошел мужчина. Высокий, худой, с темными глазами навыкате, похожий на очень сильно эволюционировавшего верблюда.

Поставив сумки у входа, мужчина выпрямился и протянул мне длинную руку:

– Владимир Леонидович Наташин, – отрекомендовался он. – Я понимаю, это неожиданно.

Неожиданно – это одиннадцать человек, впихивающих сейчас одиннадцать подушек в одиннадцать наволочек. А незнакомый мужик, который явился ко мне под Новый год в образе мудрого верблюда, – это… это…

Мама снимала пальто и шапку в прихожей. Сняв, отдала Владимиру Леонидовичу Наташину. И начала стаскивать сапоги. Молча, разве что не насвистывая. Выражала, значит, равнодушие к течению жизни.

– Мам, – позвала я. – А мам.

– Да? – Она отвлеклась от левого сапога. – Молния опять заела, снег забился.

– Мам, – повторила я. – Ты обещала приехать с пирожками. В крайнем случае – с селедкой под шубой. Других планов вроде не было.

– Были, – пожала мама плечами. – Как видишь. И селедка, кстати, тоже приехала.

– Тоже, – откликнулась я. – Ну ладно. Проходите. И вы, и селедка.

Владимир Леонидович повесил свою куртку на крючок в прихожей, поставил высокие коричневые ботинки рядом с мамиными сапогами, очень ровно, и обернулся ко мне:

– Извините, Антонина, но лучше я все сразу скажу. Это не первый мой брак.

И кивнул на маму.

– Брак, – я снова повторяла за людьми слова. О, как мне хотелось сесть на калошницу и улететь на ней в Сингапур или на острова Фиджи, даже не пристегиваясь! – Не первый. А какой, второй?

– Мм… Да. Я сделал Лене предложение. Она согласна. Мы собираемся пожениться в феврале.

Лене. Лена – это моя мама. Всех зовут Ленами, и администраторов, и матерей.

– Фер-рзь бьет слона! – возвестил прилетевший попугай Исаич. Наверное, освоил шахматы, пока я бегала по магазинам, кормила людей и выдавала мать замуж.

Исаич сел на плечо Владимиру Леонидовичу и зацепил когтем петлю на его синем свитере, появилась дырка. Владимир Леонидович не смутился, повернулся к попугаю и бережно вытащил лапу из свитера.

– Так вот, – сказал он мне. – Я врач. Лор-врач. Работаю в Москве. У меня есть дочка Женя, сын Алеша и трое внуков. Я считал, что нам с вами нужно было раньше познакомиться, но Лена просила подождать.

Лена, которая просила подождать, независимо пялилась в стену. Там у нас вбит отличный бледно-розовый крючок для сумок.

– Значит, Наташин, – произнесла я. Попугай Исаич удивленно глянул одним глазом на Владимира Леонидовича – надо же, странная фамилия. – То есть, когда вы женитесь на маме, будете Владимир Ленин.

– Владимиром Лениным, – поправила мама. – Ты же знаешь падежи.

Я и забыла, какой противной бывает эта женщина-филолог.

– Ага, падежи знаю, – подтвердила я. – А вот твоего будущего мужа – нет. И никто его не знает, благодаря твоей любви к тайнам.

Тут в прихожую прибежал счастливый Кузя, бросился на незнакомого Владимира Леонидовича Наташина и повис на нем, уронив тапки.

– Дедушка Володя! – закричал он. – А ты принес свою змейку?

Мама будто очнулась и, схватив меня за руку, как в детстве, когда нам надо было купить что-то в магазине по талонам, решительно пошла на кухню.