Стыд - Виктор Строгальщиков Страница 65

— Я спрашиваю: твой сын дома? Я могу войти?

— Не можешь ты войти, — сказала женщина и, полуобернувшись, позвала: «Али! Иди сюда, пожалуйста».

За спиной матери из темноты прихожей явился другой парень, такой же рослый, как и его брат, но стройный, с красивым по-южному лицом — тот самый тип мужчины, которому Лузгин всю жизнь завидовал, а потому терпеть его не мог. Парень поздоровался со стариком по имени-отчеству и улыбнулся вежливо, с долей сочувствия.

— Ты знаешь, где Анна? Что с ней?

— Нет, я не знаю. Извините.

— Но ты ведь узнал?..

— Да! — В голосе матери слышался вызов. — Здесь уже милиция была. Что еще вам надо? Уходите.

— Послушай, ты, — сказал старик, глядя поверх женской головы. — Пропала твоя девушка, а ты дома отсиживаешься?

— А он здесь ни при чем. — Женщина в платке сделала шаг назад и спиной толкнула сына. — Твоя внучка, ты ищи. У тебя денег много — купи милицию, ОМОН купи, всех купи, пусть ищут. Зачем сюда пришел?

— Запомни: если что — убью.

— Ты? — рассмеялась женщина. — Ты убьешь? Убить — мужчина надо. Иди отсюда!

Дверь захлопнулась.

— За что она вас ненавидит, Степаныч? — спросил Лузгин, когда спускались в тамбур грязного подъезда. — А дед, про которого вы говорили — это, получается, ее отец? Он что, у вас работал?

— Заткнись, — сказал старик и добавил: «Пожалуйста».

На повороте к дому тестя Лузгин увидел ломакинский джип, стоявший у газетного киоска. «За сигаретами», — сказал он старику. Тесть удалялся молча — поникший и сутулый, без прежней твердости в шаге.

— Хреново дело, — произнес Ломакин, как только поздоровались, — Дима тебе все расскажет.

Земнов был зол и озабочен.

— Короче, так, — сказал он Лузгину. — Твоя родственница и еще один парень дали нам показания: кто предлагал наркотики, кто продавал и где, в каких притонах кололись. Вчера мы все заверили и сдали прокурору. А ночью прилетел ОМОН, война и немцы, все вверх дном, мне вон заехали.

— Земнов ощупал подбородок. — Короче, и этот парень, и твоя пропали. Все остальные есть, я проверял, а этих нет.

— За ними приходили, суки, — процедил Ломакин. — Решили свидетелей обезвредить.

— Ты что несешь! — прошептал омертвевший Лузгин. — А ты, Дима, на хрена ты хорошую девку подставил? Ее к тебе лечиться привели, а ты?..

— А чем твоя девка лучше других? — с неожиданной злостью проговорил Земнов. — Тем, что у нее богатый дед? Пусть рискуют те, кто победнее, да? Твоя девка молодец: если бы она не написала, парень бы точно забздел. Два свидетеля — это вам не один… Ты, Володя, пока не дергайся особо. — Голос Земнова потеплел. — Наши люди все в работе, если живая — найдем. Я сегодня прокурору звонил — он подтверждает, что заявления — у него. Это хороший знак, хороший. Вот если б он сказал: «Какие на хрен заявления?» — тогда считай, что девки уже нет.

— Ты документы посмотрел? — спросил Ломакин.

— Какие документы?

— По старику.

— Что вы за люди! — Лузгин потрогал мокрый лоб. — Тут человек пропал, а вам…

— С Агамаловым виделся?

— Нет. Правда, законтачил с Ивановым. Может, через него попробовать?

— Бесполезно. Он ничего не решает.

— А говорят: наследник.

— Это блеф.

— Ну почему? — сказал Земнов. — Весьма вероятно. Другие замы у Хозяина — американцы. Могут для картины русского поставить, чтобы народ не тявкал.

— Даже если так, когда все это будет? — Ломакин сжал зубы и мелко потряс головой. — Я ждать не могу, а мы время теряем. Дай мне пять минут, Володя! Умри, но дай!

— Я постараюсь.

— Старайся, Володя, старайся!

— А что с Махитом?

— Молодец, что вспомнил, — похвалил Земнов. — Сегодня пятница, все черные будут в «Империале». Придешь к десяти, найдешь там Пацаева. С ним будет парень, это наш, зовут Сорокин. Познакомишься, вместе побродите. Увидишь Махита — дашь знак.

— А Валька?

— Ему нельзя.

— Тот парень — ваш, из фонда?

— Не из фонда.

— Ага, понятно, — произнес Лузгин. — Я думал, Дима, ты ушел из органов.

Ломакин хмыкнул.

— Из органов, товарищ, не уходят.

— Пацаев в курсе насчет парня?

— Ни в коем случае.

— А как же он…

— Не суетись. Володя, — посоветовал Ломакин. — Какое тебе дело?

— Хорошо. А вы ищите, ладно?

Он выбрался из джипа и тут же снова дернул ручку двери на себя.

— Послушайте, идея! Ты, Дима, сейчас же едешь к прокурору и забираешь те бумаги. Тогда ее отпустят, правда? Ведь нет же никакой другой причины…

Земнов на переднем сиденье покачал головой, не обернувшись, а Ломакин сказал: «Поздно, Володя», — наклонился и сам захлопнул дверь.

Две милицейские машины стояли во дворе носами к подъезду. Неужели, подумал Лузгин, неужели нашли и привезли, вот же радость для Степаныча, для Кати и для всех; какая девушка милая, похожа на Тамару в юности, кровь стариковская и кость, его порода; и этот парень, Алик, то есть Али, да бог с ним, не важно, как его зовут, а мать — та злая, умеет ненавидеть, только за что — неясно, и брат — бандит, рэкетирская морда; ОМОН их крышует, похоже, но есть менты нормальные, не мусора, должны же быть нормальные менты на этом свете!

Он влетел в коридор, на ходу рванув застежку куртки, бросил шапку на полку под зеркалом и затаил дыхание в надежде расслышать счастливый плач, уверенные милицейские шаги и голоса, но не услышал ничего, кроме звона в ушах, и понял, что он обманулся.

— Купил? — Старик выглянул из кухни в коридор.

— Что купил?

— Сигареты.

— Ага, — сказал Лузгин. — Там две машины во дворе, я думал…

— Иди сюда.

Лузгин нашарил тапки, купленные тещей. В кухне на столе стояли два фужера, старик рвал пальцами обертку с горла коньячной бутылки.

— Давай выпьем. Садись.

— Я не буду.

— Давай, я сказал.

— Степаныч! — Лузгин сел, посмотрел на бутылку и дважды сглотнул, усмиряя знакомую судорогу. — Мне же нельзя, Степаныч, я сорвусь.

— И хрен с тобой, — сказал старик, вытаскивая пробку.

— Вам ведь тоже нельзя…

Тесть большими глотками опорожнил фужер; Лузгин снова сглотнул и отвел глаза в сторону. Старик долго и с натугой дышал носом, потом застонал, схватился рукой за живот.