Как подружиться с демонами - Грэм Джойс Страница 65

— Брюстер, голова у меня раскалывается, чтоб ее…

— Позвать врача, сэр?

— Не, полежу чуток спокойно, и все. Ребята все целы?

— Все живы-здоровы. Рады, что вы в порядке.

— Молодцы, так держать.

Мы крепко жмем друг другу руки, и Брюстер выходит из медпалатки. Оставив меня с платком в руках. Он и теперь при мне. Этот платок. Этот шемаг.

Тогда я об этом не знал, но мои дни в армии были сочтены. Это правда, что взрыв мне почти не повредил. Физически. Но после того, что случилось, я не мог нормально спать и по сей день не могу. Как я только не лечился. Все без толку. От недосыпа меня стала мучить головная боль. Я принялся глотать таблетки от мигрени, но в итоге мне начали сниться кошмары, да такие жуткие, что и засыпать не хотелось.

Чтоб выполнять свою работу, я должен быть как огурчик. Нельзя же требовать от парней того, чего я сам не могу. Какое-то время я старался об этом не думать, хотя в глубине души понимал, что моя песенка спета. Потом, где-то через год после войны, меня вызвал полковник и стал мне задвигать про рекомендации и всякие изумительные возможности, что открываются перед отставными военными. Тут вам и проф-консультации, и перепрофилирование, и программа по обеспечению жильем. Сейчас не то что раньше, говорил он мне, когда уволенных из армии бросали на произвол судьбы. Помню, я выслушал все, храня гробовое молчание. Когда он закончил, я встал, отдал честь и строевым шагом вышел из кабинета.

Только не подумайте, что меня разжаловали, выперли или что-то в этом роде, нет. Я вышел в отставку со всеми почестями и с военной пенсией. Получил работу. По большей части в охране. Около трех лет работал на «Группу-4 Секьюрити». Мне было в радость работать ночами — спать-то я все равно не мог.

Даже не знаю, сколько раз он мне являлся, пока я не сообразил, кто он такой. В любом случае действовал он так: захватывал кого-нибудь, иногда на пару-тройку часов, а иногда всего на минутку. И давал мне знать, что это он. Говорил что-нибудь такое, чтоб я понял. Иногда прямо в лоб, иногда намеками, а то просто словцо-другое, чтобы напомнить мне о той нашей встрече в пустыне. Иногда в игры играл — ну знаете, дурил голову. Любил подмигивать. Это как бы намекало, что глаз-то у него один. Загвоздка в том, что есть же люди, которым просто охота подмигнуть посреди разговора, а я, значит, думаю: ага, вот и он. А на самом деле ничего такого — просто подмигнул человек, без всяких. И он знает об этом. Голову мне морочит. Такое у него чувство юмора. Но из-за этого я не выношу, когда мне подмигивают, — оно и понятно, учитывая, что мне приходится терпеть. А люди думают, я с прибабахом.

Тогда, в пустыне, когда я стоял на мине, он сказал мне, что навсегда останется со мной. Это цена, которую я заплатил.

Прихожу, бывает, на собеседование в какую-нибудь контору, чтоб получить вшивую работенку ночного сторожа, и чинуша, который задает мне вопросы, говорит, мол, я пригоден и все такое, а потом бац — и подмигнет. И мне приходится вглядываться, что там у него. Но только потихоньку, чтоб он не заметил.

Но это еще не все. Допустим, захожу я в бар, а там сидит какой-нибудь хмырь и пьет в одиночестве — ну знаете, облокотился на стойку, смотрит в никуда, потягивая пивко, под рукой пачка сигарет с зажигалкой, все как полагается, и тут он выдает: «Адмирал».

Или еще что-то, чтоб я припомнил, как мы столкнулись в пустыне.

Я такой: «Что? Что ты сказал?» А этот мудак смотрит на меня, а потом отводит взгляд. И я понимаю, что это он самый. Вижу. Но не могу наехать на этого выпивоху, потому что из него уже могли выбраться. Выскочить из глубины глаз. Они мигом входят и выходят, охнуть не успеешь.

Впрочем, иной раз он может подзадержаться, чтоб поболтать. Но наверняка никогда не скажешь. Я так в точности и не разобрался, в кого он на самом деле вселяется: в других или в меня?

Я ходил к мозгоправу. Мигрени усилились, со сном беда, колики в печени и прочие болячки. Когда я рассказал своему эскулапу насчет бессонницы и кошмаров, он дал мне направление к мозгоправу, но из этого ничего не вышло. Первым делом я ему сказал:

— Не подмигивайте мне. Терпеть не могу, когда подмигивают.

— Вот как. А почему?

— Не важно почему. Просто не подмигивайте, и все будет нормально.

— Смею вас заверить, я не из подмигивающих психиатров.

— Добро. Значит, поладим. А что это вы там записываете?

— Я делаю заметки. Это одна из составляющих работы психиатра.

— Послушайте, я вам не какой-то там необразованный солдафон, понятно? Я — старший сержант. В отставке. Так что завязывайте со своими заметками, потому что я прекрасно знаю, что вы скажете, если я расскажу, что творится у меня в голове, а значит, все это никому не нужно, так?

— Вот как? И что же я скажу?

— Хватит мне пудрить мозги: я все знаю, и вы тоже знаете, и все знают.

— Шеймас, чем я могу вам помочь?

— Просто лечите меня. Лечите, и все.

Я не собирался ему рассказывать. Стоит заикнуться о том, что со мной произошло, и мне прямая дорога в дурку, причем с концами. Я не тупой. Ни словечка не обронил ни ему, ни армейским докторам, ни штатским эскулапам. Вот сейчас здесь пишу, это первый раз и есть. О некоторых вещах лучше молчать.

Мне стало больно ссать. Ну да, у меня давно не было подружки, но я все равно пошел к урологу. И надо же такому конфузу приключиться: урологом оказалась симпатичная цыпочка, вроде даже арабка, хотя точно не скажу. Она засунула мне в писюн металлическую штуковину вроде зонтика для коктейлей, и мне чуть крышу не сорвало. Она дернулась, прикрыла один глаз, и я подумал: «Это ты?»

Ничего. Чисто, как в аптеке. Только жжет. То же самое и с малафьей. Не могу даже лысого погонять — такая жгучая сперма. Что-то со мной не так, но никто не поймет, что именно.

Я потерял работу в «Группе-4». Парни за глаза называли меня Моргала. Я забил на это, но когда один из них решил подразнить меня в открытую, я сломал ему челюсть. И руку. И запястье. Я предстал перед судом, и мне дали срок. Мне помог армейский адвокат и то, что до этого я был чист перед законом, но все равно мне пришлось отсидеть в «Уинсон-Грин».

Араб повадился ко мне в тюрьму. То под видом надзирателя, то в шкуре какого-нибудь зэка. Там был еще один малый, что воевал в заливе, бывший десантник, тертый калач. Умный малый. Хороший мужик. Отставные военные на зоне держатся друг друга. Чтоб никто на нас не наезжал. Так этот малый постоянно рассказывал про залив. О том, почему мы там оказались. Открыл мне глаза, что тут скажешь. Поначалу я пытался его заткнуть, но не тут-то было.

— Дальше — больше.

Это была его любимая присказка. Он каждый раз с нее начинал, когда заводил речь о том, чего, по его мнению, ты не знаешь. Как-то раз мы встретились на выгульном дворе.

— Дальше — больше. Погоди, вот послушай. Значит, Саддам Хусейн — мощный союзник Запада, так? Мы его снабжали, финансировали, обучали, так? Четвертая по величине армия в мире. Он думает, что нападет на Кувейт и это сойдет ему с рук, так? Что его западные друзья не станут ему мешать. Я к тому, что Кувейт — это ведь даже не долбаная демократия, так? Это долбаная королевская семья вроде нашей, она там владеет и заправляет всем и вся. И вот они дошли до того, что стали тырить иракскую нефть.