Страница номер шесть. Член общества, или Голодное время. Грачи улетели - Сергей Носов Страница 64

Если бы Бориса Петровича спросили, счастливый ли он человек, Чибирев бы ответил:

– А как же. Я живу на Счастливой улице.

Обитателям соседнего проспекта Народного Ополчения и в голову не могло прийти считать себя ополченцами, зато жители Счастливой улицы, как один, считали себя в душе счастливцами. Отчего бы не вспомнить персонажа из классики, как он говаривал, что все люди счастливы, но только не знают этого? Надо сказать человеку: ты счастливый, тогда и откроются глаза у него на собственное счастье. Верно: жить на Счастливой улице полезно даже в отношении терапевтическом. Хорошо повторять перед сном: «Мой адрес: Счастливая улица, дом один». Тренировка памяти с одной стороны, с другой – аутотренинг.

Не случайно на Счастливой улице недавно появилось казино; можно испытать свое счастье в плане рулетки, блек-джека и покера. Борис Петрович в казино не ходил. Он даже с «одноруким бандитом» никогда не играл. Он человек увлекающийся, но не азартный.

Рядом расположенные улицы носят по большей части героические имена – улица Танкиста Хрустицкого, улица Подводника Кузьмина, улица Солдата Корзуна... Никому из них, из этих воинов, не суждено было стать ветеранами, так что близлежащий проспект Ветеранов – это уже не про них и тем более не про Леонида Александровича Голикова и Зинаиду Мартыновну Портнову, чьи имена в названиях соответствующих улиц употреблены не иначе как в уменьшительной, закрепляющей юный возраст героев грамматической форме, словно в укор обреченным стареть день ото дня потребителям телепрограмм о соблазнительном миллионе, разновозрастным дядям и тетям с этих самых улиц – Лени Голикова и Зины Портновой. Каково жить в районе, где названия проездов сплошь и рядом напоминают тебе о пролитой за тебя крови? Ничего, нормально жить. Потому что уже давно ничего ни о чем не напоминает. Отделившись от конкретных живых людей, вернее, как раз не живых, а смертью, сказано, храбрых погибших, их обобществленные имена претерпевают причудливое публичное существование, им уготовано соотноситься черт знает с чем и быть маркерами суеты, которую принято называть повседневностью. И вот уже Подводник Кузьмин почти Почтальон Печкин. Или просто Кузьмич, с этикетки одноименной водки. На Подводника Кузьмина носят воду – ведрами – на четвертый этаж, потому что прорвало трубу. А на Танкиста Хрустицкого накрыли притон наркоторговцев. В квартире пенсионерки на Лени Голикова сгорела мебель. Закрыт проезд по Зине Портновой. Человек перестал быть тем, кем был, а стал адресом.

Нет, надо быть совсем уж зацикленным краеведом вроде Бориса Петровича, чтобы, свернув с Народного Ополчения на Козлова, вдруг задаться вопросом: Козлов – это кто? Тоже в танке сгорел? Впрочем, Борис Петрович знает ответ, справлялся в справочнике. Не в танке сгорел Козлов, а сгорел на работе – в должности председателя исполкома Ленинградского областного совета депутатов трудящихся. Как раз в пору его руководства и нареклись улицы в этом районе именами павших героев; лишь одна безымянной осталась, та, что примыкает с запада к лесопарку. Умер – и назвали улицу его именем.

А еще Борис Петрович полюбил название «бульвар Новаторов». Когда-то его от подобных совковых имен в дрожь бросало. Но время лечит – прошло. И нагрянула эта любовь четыре года назад, когда обнаружил Борис Петрович, что его дочка шестнадцатилетняя, полутора иностранными языками владеющая, не знает значения слова «новаторы». Все что угодно – и «новички», и «новоселы», хотя ведь слово латинское, надо бы знать... Даже прямая подсказка: «Ну... новаторы производства?..» – не приблизила к истине. Видите ли, «новаторы производства» – это «вновь принятые на работу». И вспомнил Борис Петрович, как шли они за молоком в Лисьем Носу, когда было ей лет девять-десять, и спросила дочка Бориса Петровича: «Папа, а кто такие передовики?» Он не сразу понял, о ком, а только когда увидел доску почета. А на доске: «Наши передовики» – надпись сияет.

Так что бульвар Новаторов и улица Передовиков (за Охтой) в том же ряду стоять должны, что и, скажем, Глухая Зеленина.

Борису Петровичу нравилось название «Счастливая улица», и вовсе не потому, что это был самый оптимистический топоним на карте города, а потому, что знал Борис Петрович тайну названия. Ну конечно, все решили, что если улица Счастливая, то ясно почему – и объяснять не надо. Так же, как ясно, почему в далеком Риме непременно должна была быть Счастливая улица, на которой Гоголю сам Бог велел жить и создавать свои «Мертвые души». Так-то оно так, да не совсем. Совсем не поэтому. Потому что где-то рядом с дореволюционных времен была другая Счастливая улица, в память о той назвали и эту. Получается, что живут Чибиревы не на просто Счастливой, а на Дважды Счастливой улице, что ли, так? В общем, да. Почему же ту, первую, величали Счастливой? Потому что – с насмешкой. Потому что и смотреть на нее было страшно, а не то чтобы жить в кривобоких, с грязными окнами деревянных бараках, составлявших ее единственную достопримечательность. Тем убогим клоповникам столетней давности с прежней Счастливой, той неустроенности и обязана именем своим нынешняя Счастливая улица, на которой живут Чибиревы – то ли счастливо, то ли не очень. Третий вечер общаются через губу, уже позабыл Борис Петрович, в чем суть разногласий. Оба устали. Жена, вздохнув, начинает произносить монолог, обращаясь не столько к нему, сколько к серванту, излагает свой взгляд на положение дел; муж не слушает, но:

– ...наши бесконечные споры, – слышит голос жены.

– Наши? – встрепенулся Борис Петрович. – Я с тобой когда-нибудь спорю? Это ты споришь со мной!

– Ну, конечно, я во всем виновата.

– Я не сказал, что кто-нибудь виноват, я просто говорю, что я не спорю.

– Я виновата, а ты святой.

– Я не святой. И ты не виновата. Просто я говорю, что ты все оспариваешь. Все. Что бы я ни сказал. Между прочим, я не считаю это твоим недостатком.

– И что же ты такое сказал, что я оспариваю?

– А вот то и сказал, что ты все оспариваешь.

– А ты не оспариваешь?

– Я не спорю с тобой. У меня нет привычки спорить с тобой.

– А что же ты сейчас делаешь?