Кавалер умученных Жизелей - Павел Козлов Страница 64

Гущин набрал номер Веры Гордиенко, представился. «Всего несколько вопросов. Зачем вы посылали Поленова к Елене?». Голос Веры был чист и проникновенен, речь как бы состояла из отрывков музыкальных фраз. «Я, думаю, Никита боялся, что Лена не захочет его видеть. Я не посылала его. Они давно не виделись, жизнь развела. А я с ними в отдельности продолжала быть близка. Вот он мог, поэтому, на меня и сослаться. А что, он сам не мог объяснить? Я не могу ему дозвониться». «Еще не беседовали. Ромина была найдена убитой после визита этого Поленова». – «Найдите, поговорите с ним, я думаю – он расскажет. У него проблемы, но Вы думаете – он убил? Лену? Нет, нет. У него разлад в душе, он нуждается в помощи и пальцем никого не тронет». «Он был любовником Роминой?». «Никогда! Позвоните после разговора с ним, а я буду думать».

* * *

Гущин поехал на Сретенку, в Костянский переулок. Дверь открыла немолодая женщина, волосы плохо прибраны, исхудалая, большие горестные глаза. Она, изучающе, посмотрела на гостя, и спросила тихо: «Что вам еще надо? Разве он не рассчитался с вами?». «Постойте, вот удостоверение. Я майор Гущин Виктор Васильевич. Мне нужен Поленов Никита». «А я думала, Никита в мастерской, сегодня там ночевал», – «Вы кто ему будете?» – «Жена» «А что телефон не берет?» «Это нормально, когда он пытается работать. Так зачем он вам?» «Где мастерская?» «На Масловке. Давайте, я вам покажу».

В коридоре с высоченными потолками шаги дробно сотрясали тишину. Остановились у двери под номером 25. Анастасия, супруга, тихонько постучала, потом еще. «Никита, это я». Еще постучала и, при отсутствии ответа, вопросительно посмотрела на следователя. Перехватив взгляд, медленно опустила глаза, да так и оставила их на полоске света, пробивавшегося из-под двери.

Участковый, понятые, плотник – все заняло минут двадцать – дверь открыли. Поленов Никита Михайлович, сорока трех лет от роду, с исколотыми венами, уткнувшись в грудь подбородком, уже не хотел ни дозы, ни еще чего, бездыханный и остывший. Мастерская походила на захламленный склад. Только расчищенный уголок у стены, где стол, диван, хозяин. «Я думаю – не криминальный» – предположил судмедэксперт.

Анастасия все рвалась к мужу, но труп унесли. Гущин попросил ее проехать в отдел. Анастасия, незамедлительно, начала рассказ. Вернее – поток воспоминаний. Рефрен в рассказе так звучал: «Вы не представляете, какой Никита был замечательный». Гущин записал в протоколе: «Был успешный художник-портретист, много заказов. Психопатический тип. Клиенты не нравились, работал ради денег. Своего рода слава. Пить особо не любил. Жена узнала о наркотиках лет пять назад. Не лечился. Типичная картина. Зависимость. Работать невмоготу. Деньги кончились. Набрал заказов, предоплата. Последний уговор – лечиться. Необходимы деньги».

– И вы знаете, вчера он нашел. И чтобы предоплату отдать. Он говорил клиенткам, что едет работать во Францию. Их напишет по возвращении. Не говорил, кто выручил, но у него много друзей. И отдал мне сто тысяч. Говорил – завтра поедем в клинику. Нашли хорошую, под Москвой. «А мне сегодня один портрет дописать и отдать надо». И уехал, а я ждала.

– Да, госпожа Поленова, тяжелые обстоятельства. – Гущин вздохнул. – Мы будем разбираться и разберемся. А вы пока дома побудьте, вы понадобитесь.

– Хорошо. Я буду ждать.

* * *

Отзвонились дактилоскописты. Пальцы Поленова оставили следы присутствия хозяина у Роминых. На ручках, на перилах, на обелиске. На осколках стекляшек, вроде, не нашли.

И в мастерской Поленова, где, казалось, картина ясна, присутствие своего постороннего тоже обнаружили. На шприце, поверх пальцев Никиты, были еще чьи-то. Резиновый жгут с чужими четкими рисунками. И верхняя запыленная картина, на сколоченной в изголовье дивана полке, хранила свежий отпечаток. Будто пальцами на нее опирались. И это был не Поленов. Анастасия уверяла, что Никита, как правило, в мастерской посторонних не терпел. Работал он у заказчиков, а в мастерской искал лучшее фоновое решение.

– А друзья-то, у него, какие были? Приятели?

– Ну, конечно, у него было много друзей. Ну, раньше. А с кем из них он общался – не знаю. Мне подъехать?

– Я позвоню.

Гущин выехал в мастерскую Поленова с помощниками. Нужно было все картины просмотреть и описать. Работали не зря. На стеллаже, на отдельной полке, аккуратно проложенные друг от друга и прикрытые куском атласной ткани, стояли пять портретов одного периода – Елена Ромина в ранней молодости. И они отличались от более поздней портретной галереи.

На одном – Елена у балетного станка. Правая нога дерзновенно устремлена в небо, параллельно поднятая и мягко округленная рука делает стремление более сдержанным. Горделивый профиль (голова повернута влево, взгляд не читается) убедительно подчеркивает решительность позиции конечностей – «идите, я сказала все».

На другом – Елена обнаженная и вся удлиненная, среди зелени и желтизны диковинных растений.

Еще была Елена в кресле, с нарочитой гримасой лица. Елена осенью, с фоном из опавших и падающих листьев. И Елена наивная, вскинувшая глаза в ожидании откровения.

Да, была Елена в жизни и творчестве Поленова. И оставалась до последних дней.

* * *

– Картина, в общем, ясная, Валерий Семенович, – докладывал Гущин руководству, – и версия существует, только результатов экспертизы ДНК ждем.

– И с чего художнику этому свою бывшую возлюбленную убивать?

– Во-первых, Поленов продолжал Ромину любить. Уж больно бережно хранил ее портреты. Ну, если и не любил так сильно, то деньги ему требовались позарез. Заказчики хотели получить предоплату. А сам намучился с зависимостью, и надеялся с наркотиками завязать. Пролечиться. На это тоже деньги нужны.

– Слишком все обще. Как ты видишь ситуацию?

– Поленов приходит к Роминой просить денег. Она отказывает. В нем просыпается давняя любовь и ревность. Он насилует ее, и, от отчаянья, убивает. Потом крадет драгоценности. Отсюда деньги на лечение, возможность расплатиться с должниками. Пришел, нежданный. Ушел стремительно. И пальцы его на стекляшке. Он же наркоман. Может, и приходил под кайфом, или ломка была. А потом, когда дошло до него, что наделал, тут и вколол себе под завязку.

– Имеет право быть. Ждем экспертизу.

* * *

– Анна Андреевна, милая моя, хорошая, что же такое стряслось? – Марина приехала в Москву всех повидать, а теперь сидела перед Вербиной старшей. – Я не могу в это поверить, у меня не получается.

– Вот и стряслось, хочешь – верь, хочешь. С Тиной вчера разговаривала, она все пытает – как у вас? Как? Я и не говорю пока. Но придется. Не простит, если Елену свою не проводит.

Тина уже год как жила в Испании. Работала в балетной труппе. А Марина стажировалась в Колумбийском университете, приехала на месяц из Нью-Йорка.

– Сначала они писали, что Ромин убил свою жену. А теперь следствие открыло, что она погибла от руки любовника наркомана. Я позвоню Максиму. Я хочу поддержать его.