Кровоточащий город - Алекс Престон Страница 64

Я опустился на колени, привлек ее к себе. Я так хорошо знал это тело, а сейчас волосы у нее были грязные, от них сильно пахло. Я прижался губами к нежной коже шеи, и мы долго просидели в объятиях друг друга, а по улице проезжали редкие машины. Колокол на церкви пробил два. Наконец Веро поднялась, перегнулась через столик, подобрала бутылку с остатками кальвадоса и сделала несколько глотков. Опустила руку, медленно разжала пальцы. Бутылка выскользнула. Веро сердито взглянула на меня и закашлялась.

— Не стоило мне приезжать. Испортила тебе вечеринку. Извини. Я такая пьяная… — Она вскинула руку и, зажав рот, побежала в туалет.

Я слышал, как ее рвало, слышал, как она плачет. Потом рыдания стихли, и из туалета доносились лишь всхлипы. Я нашел в кухне тряпку и стал оттирать пятна, но сделал только хуже, размазав пепел по всему коврику. В конце концов я сдался. Укрыл Генри одеялом и выключил свет в гостиной. Дверь в туалет осталась незапертой. Веро сидела на унитазе, колготки спущены на колени, платье задрано до талии. Туфли соскользнули с ног, но не упали, а подпирали ее ступни под каким-то неестественным углом — казалось, у нее сломаны лодыжки. Наклонившись вперед, она тихонько всхлипывала. Я позвал ее шепотом, и она подняла голову и устало посмотрела на меня.

— Чарли. Черт… извини. Помоги.

Веро попыталась встать, покачнулась, и я подхватил ее и держал, пока она, оторвав туалетную бумагу, подтиралась, а потом подтянул колготки. Веро смущенно улыбнулась:

— Спасибо, Чарли. Ты такой молодец.

Я положил ее руку себе на шею и повел в спальню. Она тяжело свалилась на кровать. Я включил лампу и раздел Веро до белья. Нежная, бледная кожа бедер, худенькие плечи, по-детски тонкие, хрупкие руки… Отыскав в шкафу старую футболку со «Smashing Pumpkins», я натянул ее на Веро через голову, потом просунул под футболку руки, расстегнул и вытащил бюстгальтер. В широком рукаве была видна левая грудь. Веро заметила, что я смотрю на нее, и подала вперед плечи, чтобы показать больше: груди с темными сосками… плоский, твердый живот. Я привлек ее к себе и увидел, как полыхнули жарким пламенем темные глаза. Наши губы нашли друг друга. Она улыбалась. Горячий рот, кислый запах алкоголя и рвоты. Я отстранился — она упала на постель — и вышел из комнаты.

Потом я сидел на стопке книг у окна, смотрел на пустынную улицу. Пошел дождь, и капли, брошенные на стекло ветром, складывались в изящные серебристые узоры. Генри замычал во сне. В холодильнике нашлась недопитая бутылка белого вина, и я высосал его из горлышка. Было холодно и хорошо. Я прилично набрался и знал, что смогу бодрствовать всю ночь, приглядывать за друзьями, убеждать себя в том, что поцелуй Веро всего лишь дань прошлому, эхо умершей любви. Мимо окна прошла молодая пара. Он держал над головой развернутую газету, она прижималась к нему. На нем было длинное пальто с поясом, на голове — фетровая шляпа. Она перестаралась с макияжем, который уже начал подтекать.

На плечо легла рука.

— Не могу уснуть, — жалобно прошептала Веро заплетающимся языком.

Она взяла меня за руку и повела в спальню. Черные трусики валялись на полу, и я понял, что под футболкой на ней ничего нет. Грудь ее поднималась и опускалась от быстрого дыхания. Мы снова поцеловались. Свет настольной лампы отбрасывал на стену громадные тени. Я толкнул ногой дверь. Веро захватила и втянула в рот мою нижнюю губу, вцепилась в грудь маленькими пальчиками, потом отстранилась на секунду, прижалась ко мне всем телом, снова отстранилась и села на кровать.

— Разденься.

Я сбросил одежду и стоял перед ней голый, немного стесняясь своей наготы. Она наклонилась, взяла в рот, и я прислонился спиной к холодной стене. Я запустил пальцы ей в волосы. Я чувствовал ее мягкий ритм, ее дыхание. Рот был горячий, к хлюпающим звукам добавлялось низкое горловое урчание. Веро вдруг остановилась, протянула руку к лампе, выключила свет, и я упал в темноте на кровать. Мы лежали рядом в полной тишине, и только какая-то мошка билась в оконное стекло. Дождь усилился и уже барабанил по лужам во дворе. Веро спала. Несколько минут я просто смотрел на нее, потом обнял горячее тело и незаметно задремал.

Когда я проснулся, было еще темно. Дождь прекратился. Веро зашевелилась во сне, уткнулась в меня острыми грудями. Футболка сбилась вверх, и она прижималась голым животом. Плохо соображая, что делаю, я проскользнул в жаркое, влажное лоно, и оно захватило меня и втянуло в себя. Я задвигался, и Веро тихонько вскрикнула. Звук получился такой, словно его испустило какое-то ночное существо. Она задрала футболку и прижалась ко мне, отчаянно, плюща груди. Кое-где уже зажглись окна, их сияние, отраженное в лужах, обвело ее ребра тонким контуром. Я оставался в ней, двигаясь небольшими кругами, чувствуя переполняющую ее, стекающую по бедрам влагу. Кончилось все тем, что мы снова пьяно уснули.

Над нами стоял Генри. Наступило утро, и со двора в комнату вливался яркий зимний свет. Я позабыл сдвинуть шторы и чувствовал этот свет на себе, резкий, жесткий, осуждающий. Рядом, завернувшись в одеяло, безмятежно спала Веро. Поймав мой виновато-настороженный взгляд, Генри покачал головой и вышел из комнаты. Хлопнула входная дверь. Веро открыла глаза, потянулась и улыбнулась.

— Ты просто сумасшедший, Чарли. Я тебя люблю.

Она повернулась, выкатилась из-под одеяла и, обняв меня, поцеловала влажными губами. Я не пошевелился. Холодная ладошка скользнула ниже, но, когда добралась до живота, я накрыл ее своей, потом поднялся и, чувствуя на себе жадный взгляд Веро, повязал вокруг пояса полотенце.

Мы молча оделись, вышли и отправились в «Старбакс» на Доз-роуд. За столиками сидели парочки, некоторые читали «Санди таймс», и их спокойное довольство, их ленивое благодушие воспринимались мной как упрек. Я знал, что виноват, и ждал, когда же чувство вины придавит меня тяжким бременем, но стоило мне лишь посмотреть в темные глаза Веро, услышать ее звонкий, детский смех, как я ловил себя на том, что в глубине души рад случившемуся. В моем представлении она слишком долго мучила меня, и прошлая ночь стала в некотором смысле местью.

— Извини, Чарли. — Она отпила кофе и погладила меня по руке. — Надеюсь, у тебя не будет из-за этого никаких проблем. Мы с тобой как дети. Ничего с собой поделать не можем.

Зазвонил мой телефон. Джо. Я отключил звонок и положил телефон на столик, где он продолжал мигать, покусывая мою совесть.

— У меня поезд в двенадцать. Проводишь до метро?

Мы прошли до Парсонс-Грин, и я, оставшись за турникетом, смотрел, как Веро тащит за собой по ступенькам подпрыгивающий чемодан. В последний момент, перед поворотом, она обернула ко мне осунувшееся печальное лицо и махнула рукой.

Во второй половине дня я поехал в Хэкни, чтобы забрать Джо из благотворительного центра. Ждать пришлось довольно долго. Сначала из здания выходили дети с пакетами подарков, потом появилась Джо. Я думал, что обниму ее крепко, прижмусь к ней, спрячу свою вину за каким-нибудь нежным жестом, но, увидев ее, ничего не почувствовал. Джо устало направилась к машине, нагруженная сумками с остатками праздничных угощений, а у меня перед глазами встала Веро, ее искрящиеся глаза, огонь ее страсти. По пути домой я не смог даже заговорить с Джо. Как будто это она толкнула меня к измене, будто ее следовало наказать за то, что ночь с Веро стало чем-то, о чем я сожалел. Мы молча пообедали перед телевизором, а вечером я лег пораньше и, когда Джо через какое-то время вошла в комнату, притворился спящим.