Невероятная история Макса Тиволи - Эндрю Шон Грир Страница 64

Жизнь неминуемо заканчивается. Здесь, на кладбище, я дописываю последние слова. Элис и Сэмми бродят среди надгробий, остались только трава да я, ну и муравьи с человеком, которого я убил. По закону, его надо было хоронить в Кольме, там, где его семья и сын, однако я захотел похоронить его здесь, в компании самоубийц, язычников и клевера. Уверен, он бы не возражал.

Я знаю, что поступил верно. Каждую ночь я думаю о нем — о первом обыкновенном мальчике, с которым я познакомился, о моем сыне, отце, лучшем друге, единственном человеке, который любил меня всю жизнь, — я думаю о нем каждую ночь. И всякий раз мое тело немеет — сорняк, вырванный с корнем.

Можете сходить на могилу, если хотите. Налево до конца, через толпу местных статуй негодяев и ангелов из черного гранита. Хьюберт Альфред Демпси. Лейтенант военно-морского флота, ветеран испано-американской войны. Дата рождения и смерти. Эпитафия «Здесь покоится лучший друг». Тут не сказано, что когда-то в детстве он жевал бумагу.

Пора идти. Доктор Харпер выписал мне впечатляющее количество таблеток, розовых и голубеньких, мой день рождения еще не окончен, и, пока меня не поглотила истинная болезнь, надо завершать путь, пожалуй, в цвете индиго. Думаю, сегодня я покончу с этим. Я собираюсь спрятать свои записи на чердаке в коробке с пометкой «Макс». Затем пробраться к берегу и залезть в каноэ. Там я выпью джин и таблетки. Таково мое право именинника.

Мои жена и сын гуляют среди могил героев Гражданской войны. Моей маме понравилось бы водить сюда сына! По надгробиям скачут кузнечики, над рекой перешептываются клены, а в небе я, к своему изумлению, вижу бледный одуванчик луны. Откуда-то доносится веселое щебетание детей, играющих в кошки-мышки, ветер приносит мне только нежные обрывки их радостного визга. Они будут кричать и вопить, пока не станут слишком взрослыми для подобных забав, но тогда они еще больше превратятся в детей, довольных, невоспитанных, буйных и так далее. Однако среди них не будет ни одного такого, как я.

Сэмми машет мне рукой. Он что-то кричит, но я ничего не слышу. Наверное, он нашел могилу старого солдата. Прощай, Сэмми. И ты, Элис, глядящая на меня из-под ладошки. Не забывайте: я ни на минуту не прекращал вас любить, всю мою жизнь.

Завтра вас разбудит телефонный звонок. Спросонья ты не сразу поймешь, в чем дело, и наденешь очки, будто в них ты лучше слышишь, а тебе просто сообщат о найденном теле. Тело твоего только что приобретенного сына лежит в лодке среди камыша. Ты остолбенеешь, наспех оденешься, натянешь свитер и прыгнешь в машину. Полицейский угостит тебя кофе и попытается утешить. Впрочем, туманным утром это уже будет не важно. Тебе дадут пакет с моими вещами. Покажут тело под простыней. Откинут простыню. Там буду я, нагой, как в нашу первую брачную ночь, распухший от воды, кожа покроется синими пятнами. Не грусти. Жизнь коротка и полна горечи, и все же я люблю ее. Кто знает — почему? Не разглядывай меня долго, я напомню тебе о Хьюго, и все начнется сначала, привычная печаль уже о новом человеке. Отвернись, Элис. Загляни в сумку, которую тебе дадут, там будет кулон. «1941». Ты все поймешь. Не грусти.

Однажды ты найдешь эти записи. Вряд ли ты станешь убираться на чердаке; скорее будешь искать что-нибудь из прежней жизни, чтобы показать новому мужу. Ты отодвинешь фотоальбом и увидишь коробочку, надписанную детским почерком — «Макс». Ты перевернешь желтые страницы, полные песка и травинок, и тебя захлестнут чувства; ненависти, нежности или каких-нибудь еще старческих переживаний. Надеюсь, когда-нибудь ты покажешь это Сэмми, и раскроется маленькая тайна его детства — тайна того странного мальчика, братика на год, которого быстро похоронили и больше никогда не упоминали. Как никогда не упоминали о твоем отце. Если дневник попадет к доктору Харперу, а я думаю, так и будет, уверен, он объявит меня сумасшедшим и скажет, что это писал не мальчик, а мошенник, определенно твой бывший муж, но уж никак не сверхъестественное существо. Невероятно. Возможно, он опубликует их в соавторстве с приятелем из «Голдфорест-хаус», моим древним психиатром, издаст как анализ странной болезни — вечной любви.

Мне пора.

Взрослей и мудрей, любимая. Воспитай из нашего сына хорошего бойскаута и верного любовника, научи его мудро распоряжаться наследством, дай образование и не пускай на войну. Пусть твои волосы поседеют, а бедра перестанут умещаться на стуле, пусть грудь отвиснет, и пусть новый муж пребудет с тобой до конца. Не оставайся одна. Одному быть очень тяжело.

Моего тела могут и не найти. Вода непредсказуема. Я могу выпить яд, выйти из порта и больше никогда не пристать к берегу. Я буду лежать на подушке и смотреть на звезды. Думаю, таблетки подействуют минут через тридцать, и если я верно рассчитал время смерти и меня не стошнит в черную воду, то над моей головой проплывут яркие созвездия, а я не буду ни плакать, ни оплакивать, поскольку я покидаю мир навсегда. Если повезет, я стану как волшебница Шалот в поэме. Я буду плыть по течению, пока не попаду в реку, медленно, неделями, я буду лежать в полудреме, еще живой, молодеющий с каждым часом, а река понесет меня в центр, мальчика, ребенка, пока я не стану младенцем, плывущим под звездами, дрожащим младенцем с самой естественной мечтой — погрузиться в темную пучину вод.

Макс Тиволи

1930 год