Улыбка Лизы. Книга 1 - Татьяна Никитина Страница 62

В стеклянной витрине разложены обычные подшипники. Очередное творение Леонардо, как и всё остальное, изобретено позднее – другими. В дальнем углу жестикулирует человек-робот, рядом – черепахоподобный танк и самодвижущаяся повозка на пружинном механизме – ну чем не авто? До двигателя внутреннего сгорания гений, однако, не додумался. И это странно.

С фотографий на стенах следующего зала за мной неотступно следят глаза Моны Лизы, многократно увеличенные в инфракрасных лучах и виртуально расслоенные мультиспектральной фотокамерой француза Паскаля Котте. Изобретение фотоаппарата, кстати, тоже дело рук Леонардо, вернее, его неутомимого мозга. В своих записках он так и писал: глаз функционирует подобно камере, а при попадании изображения на глазное дно – оно переворачивается.

Подхожу к Витрувианскому человеку в трёхмерном интерактивном исполнении.

«Ступня человека составляет три ладони. Высота человека составляет четыре локтя и, соответственно, двадцать четыре ладони. Размах человеческих рук равен его высоте. Расстояние от подбородка до носа составляет одну треть длины его лица».

Золотая пропорция египетских пирамид и человеческого тела. Магическое число соотношения длины к ширине. Гармония Вселенной, упрятанная в цифре, но Леонардо увидел гораздо больше Витрувия… Две фигуры – одна в квадрате, другая в круге. Единство и бесконечность. Циферблат часов, колесо Сансары. Что же он хотел нам передать? Извечную двойственность человека? Центр человека в круге – пуп. Пуповина – животворящий сосуд, питающий зарождённую жизнь, а у того, что в квадрате, центр – гениталии. Семя Жизни? Инь и Янь, заключённые в круг и квадрат? Господи! Неужели X и Y хромосомы? Я отхожу в сторону, вглядываюсь в знакомый рисунок, пугаясь собственных мыслей. Вне всякого сомнения, вторая фигура – та, что в круге – отражает икс хромосому. Но откуда ему было известно о ней в пятнадцатом веке?!

Рядом вполголоса разговаривают двое:

– Спорим, он про всё это уже знал? – взволнованно шепчет матери мальчуган лет девяти.

Вынырнув из-под её руки и забежав вперёд, он заглядывает в лицо, ожидая немедленного подтверждения осенившей его мысли.

– Наверное, если столько придумал, – неуверенно соглашается мать.

– Я думаю, он это знал только потому, что когда-то уже видел, а потом просто взял и зарисовал…

– Ну ты и фантазёр. Где же он мог это увидеть?

– В будущем! Не знаю, каким образом, но он точно побывал там! Мам, ну не может же один человек придумать столько!

Женщина не отвечает, а мальчик оглядывается по сторонам в поисках единомышленников и наталкивается на мой взгляд. Я улыбаюсь и заговорщически подмигиваю ему. И я полностью поддерживаю безумное предположение мальчугана.

Всё, придуманное Леонардо, было изобретено повторно с шестнадцатого по двадцатый век – исключительно в этот период, но уже другими – и только в этот временной промежуток.

И вот что ещё странно – он не предложил ничего удивительного из того, чего не существовало бы к концу двадцатого века… И совершенно ничего из двадцать первого…