Сад вечерних туманов - Тан Тван Энг Страница 62

– Рано или поздно она продолжит свое путешествие.

– Зачем вы хотели меня видеть?

Он положил палку и предложил последовать за ним в кабинет. Отдал поклон императорскому портрету, прежде чем перейти к стене с картинами. Встал перед ними, оглядывая каждую, медленно поворачивая голову слева направо. Наконец снял с крюка акварель моей сестры и протянул ее мне.

– Вы же сказали, что это подарок.

– Всякий раз, заходя сюда, вы украдкой поглядывали на нее.

Этикет предписывал мне еще несколько раз отказаться от его дара на тот случай, если он передумает, только он был прав: с тех пор, как купить картину не получилось, я страстно желала ее. Протянув обе руки, я взяла у него драгоценный дар. Затем, удивляя самое себя, поклонилась ему, согнувшись почти пополам. Когда я вновь подняла голову, то оба мы сознавали: и он, и я поступили совершенно искренне.

Когда я пришла домой, на веранде стоял Магнус, а под мышкой у него торчал альбом с фотографиями. На столе стояли судки с провизией. Он заметил картину, прежде чем я успела ее спрятать от него.

– Он мне ее отдал, – выговорила я.

– Рад, что она вернулась к тебе, – в его улыбке если и был налет сожаления, то едва-едва заметный. – Ты уже давненько не приходила ужинать. Я подумал, что будет неплохо позаботиться о тебе, – он кивнул на судки. – Эмили приготовила карри из кур. А здесь рис.

– Спасибо ей от меня. Джин пахит? [179]

– Звучит lekker [180]. – Магнус уселся в плетеное кресло. Я прошла в дом и вернулась с напитками. – Темплер с женой прослышали про сад Аритомо, – сообщил он. – Хотели бы взглянуть на него.

– Он не очень-то рвется принимать у себя в саду визитеров.

– Потому-то я и хочу, чтоб ты поговорила с ним. И потом, это не просто какие-то там визитеры, – сказал Магнус. – Темплер наделен самой большой властью в Малайе.

– Вы уж и размякли, Магнус, позволяя британскому государственному служащему вытирать о вас ноги. Может, и флаг собираетесь спустить? – с усмешкой поддела я его.

– Флаг остается.

– Темплер, не колеблясь, прикажет вам убрать его.

Истории про нового Верховного комиссара стали ходить по всей стране с самого первого дня его назначения. Сюда, на нагорье, их доставляли правительственные чиновники, которые делились анекдотами в военно-торговой службе вооруженных сил Великобритании [181]или в гольф-клубе Танах-Раты. За недели, прошедшие со времени вступления в должность в Куала-Лумпуре, Темплер никому не упускал устроить головомойку, если убеждался в чьей-то некомпетентности, увольнял всех, кого счел несведущими.

Магнус бухнул себя в грудь кулаком:

– Такие, как я, ему еще никогда не попадались.

– Когда он приезжает?

– Мы не узнаем его расписания до самой последней минуты, – изрек в ответ Магнус. – Посещение нагорья станет частью его поездки по «завоеванию сердец и умов людей», как называет это сам комиссар. Мы, разумеется, еще никому о том не говорили. Даже слугам.

– Они узнают, что прибывает какое-то очень важное лицо, стоит только Эмили распорядиться, чтоб почистили столовое серебро.

– Гром меня побей, ты права! – Он усмехнулся. – Лучше предупредить ее.

Он кинул мне через стол переплетенный в кожу фотоальбом:

– Вот, подумал: может, тебе захочется взглянуть на это.

Фотографии запечатлели все этапы работы в Югири: от самого начала, когда здесь царили джунгли, до того, каким оно стало перед Оккупацией. Я перевернула еще несколько страниц и остановилась.

– Когда вы познакомились с Аритомо?

Магнус потер повязку на глазу костяшкой согнутого пальца.

– Летом 1930-го… нет, 1931-го. Точно: это было в ту неделю, когда Япония вторглась в Китай. Я был в Токио, старался убедить джапов покупать мой чай. Народ ликовал на улицах. Повсюду знамена, транспаранты, демонстрации.

Магнус сделал долгий глоток из стакана.

– Я рассказал чайному брокеру, как сильно порадовали меня сады в городских храмах. И задал ему столько вопросов, что бедный малый краской исходил, когда не мог на них ответить. На следующий день он познакомил меня с Аритомо. Самим садовником императора – я с трудом верил своей удаче! Он устроил мне приватную экскурсию по императорским садам. Они были великолепны. – Магнус умолк и на миг задумался. – Умелый они народ, эти джапы. Чего ж удивляться, что они едва войну не выиграли.

– Вы ими восхищаетесь, – заметила я.

– Да и ты тоже, на свой лад, – парировал он. – Иначе чего б тебе здесь делать?

– Я занимаюсь этим только ради Юн Хонг.

Магнус молча уставился на меня. Я снова принялась рассматривать фотографии. Еще через несколько страниц остановилась и указала на фото: Аритомо дает указания четверым бритоголовым японцам. Те – без рубах, их коренастые мускулистые тела напряжены под тяжестью водяного колеса. Фотограф так рельефно изобразил их решительность, будто готовился отливать по ним статуи в память какой-нибудь рабочей революции.

– Он привез своих соотечественников? – спросила я.

– Пятерых… может, шестерых. Они с год оставались тут, расчищали землю и обучали местных рабочих.

– Странно, правда, что он предпочел перебраться в Малайю… предпочел сделать ее своим домом?

– Вообще-то винить в этом надо меня, – заявил Магнус.

– Что вы имеете в виду?

– Ну так… я пригласил его в гости. Я и не знал, что он влюбится в Камероны, пробыв тут меньше недели. – Взгляд его одинокого глаза заметался по всей веранде, ища подходящее местечко, чтоб успокоиться. – Он тут жил… в этом самом бунгало… когда впервые приехал в Маджубу.

– Он мне об этом никогда не говорил.

Было нечто странное в том, как жизнь Аритомо то и дело соприкасалась с моей: мы походили на два падающих с дерева листка, то и дело задевающих друг друга, кругами снижающихся до лесной подстилки…

– Как и ты, он тоже не захотел остановиться у нас. Я уж сомневаться начал, уж не запах ли какой дурной от нас с Эмили идет. – В рассеянии он принялся почесывать грудь, однако перестал, уловив, что я пристально смотрю на него.

– Ваша татуировка, – сказала я, закрывая альбом. – Это он вам ее сделал?