Нефть - Марина Юденич Страница 62

Она протянула листок Дону, и тот покорно, монотонно и медленно, чтобы не получить еще одно замечание, начал:

«Общество расколото. Этот раскол катастрофически нарастает с каждым днем. И трещина, разделяющая нас на красных и белых, своих и чужих, проходит через сердце России. Накаленность предвыборной борьбы побуждает противоборствующих политиков к тому, чтобы одним ударом разрубить узел проблем. Силы, стоящие за спиной политиков, ждут своего часа. Они выйдут на следующий день после победы любой из сторон. Это произойдет с роковой неизбежностью вопреки воле отдельных личностей. Ибо после июньского голосования фактически от лица меньшинства, каким бы оно ни было — красным или белым, — будет получен мандат на реализацию правил жизни, категорически отвергаемых огромной частью общества. В итоге победит не чья-то правда, а дух насилия и смуты. Взаимное отторжение политических сил столь велико, что утвердиться одна из них может только путем, ведущим к гражданской войне и распаду России. В этот ответственный час мы, предприниматели России, предлагаем интеллектуалам, военным, представителям исполнительной и законодательной власти, правоохранительных органов и средств массовой информации, всем тем, в чьих руках сегодня сосредоточена реальная власть и от кого зависит судьба России, объединить усилия для поиска политического компромисса, способного предотвратить острые конфликты, угрожающие основным интересам России, самой ее государственности. Российских политиков необходимо побудить к весьма серьезным взаимным уступкам, к стратегическим политическим договоренностям и их правовому закреплению. Иного выхода просто не существует. Понятна правда каждой из политических сил. Но ни одна из сил не имеет права навязывать насильственно свою правду всему обществу».

— Достаточно. Я, кажется, действительно выучила это наизусть. Ультиматум. Теперь это так называется в России. И что? Чего они хотят? Договориться заранее, чтобы потом не перестрелять друг друга? С кем? Как такое возможно, в принципе? Вот они — русские, Дон. Их сущность. Умение выполнять обязательства. Несколько дней назад эти же люди заверяли нас, что намерены посетить президента Ельцина и поставить перед ним ряд жестких условий. Теперь мы читаем эти строки. Мы читаем! Он наверняка не сподобился на такое.

— Есть мнение, что Ельцин обещал выполнить ряд экономических условий, в случае если его переизбрание пройдет гладко.

— Что это за условия? Кому обещал? Все это напоминает разговор двух торговок на рынке. Когда мне говорят о некой божественной справедливости, о вышей правде и конечном торжестве добра, я, Дон, всегда думаю о России. Пусть Господь простит меня или накажет, но я не вижу ни крупицы справедливости в том, когда одна страна владеет половиной мировых природных богатств. И я клянусь — пока бьется мое сердце — бороться за справедливость в том смысле, как я ее понимаю. Дон счел за благо промолчать, лишь слегка качнув головой. Будто размышляя. На самом деле он с некоторым облегчением даже подумал: удачно, что поблизости нет прессы. И вообще никого нет. Даже Стива, потому что он-то уж точно полез бы в полемику. Которая теперь уж — точно — ни к чему.

2003 ГОД. МОСКВА

Это действительно блаженство. Причем блаженство вдвойне. Слава богу, в салоне spa, в котором я спасаюсь от старости и хандры, нашлось «окошко» в плотной записи клиентов, и нас с Лизаветой взяли в оборот. Сейчас, покрытые с ног до готовы слоем зеленых, пахнущих тиной водорослей, замотанные, как в кокон, в тонкую пластиковую пленку, укутанные снаружи пухлыми, массивными одеялами с подогревом, мы тихо плавимся, ощущая почти натурально, на физическом уровне, как вся убийственная для организма мерзость, залегающая где-то внутри нас, потому что дышим, едим и пьем совсем не то, что следовало бы, — все эти шлаки, токсины и прочая опасная грязь медленно и неохотно выползают из тела, смешиваясь с горячим варевом целебных водорослей и масел. И мне отчего-то очень хочется верить, что — сдыхает немедленно.

— Знаешь — говорит Лиза, лица которой я не вижу — только большой серебристый кокон на соседней лежанке, — все эти сказки про сварившихся и омолодившихся царей и цариц и прочие бабьиежкины термические эксперименты с кипящим молоком и раскаленными печами — видимо, имеют вполне реальную подоснову. Предки умели ухаживать за собой — не хуже нашего. Другое дело, что это им ничего не стоило — сходил в лесок, нарвал целебной травы, развел печь, вскипятил в котле. Бултых — в котел. Вот тебе и spa.

— Это безусловно. Во времена не столь давние бабушка моя, перед тем как принять ванну, непременно наносила на тело и на лицо густую смесь из соли и сметаны. Я это помню прекрасно, потому что процедуру не жаловала — состав был колючим, царапал кожу, к тому же я не любила сметану, и хотя в этом случае есть ее от меня никто не требовал, капризничала все равно. Но с бабушкой это было зряшное дело. Она истово терла меня соленой сметаной, потом — через какое-то время — вела в душ, и только потом — в ванну. И ты понимаешь, что ни слово «пилинг», ни «скраб» было ей не известно.

— А вся процедура обходилась копеек пятьдесят, если не меньше.

— Ничего не помню про сметану, но пачка соли стоила пять копеек. Можешь себе представить?

— Нет, не могу. И самое обидное, что все эти метаморфозы исполнены нашими руками. Нашими с тобой, между прочим.

— За все воздастся. Но давай теперь о других метаморфозах. Время идет. А другого случая поговорить у нас с тобой, может, не случится долгое время, если я правильно понимаю, что ты затеяла?

— А что я затеяла?

— Хочешь приставить меня к Лемеху политконсультантом.

— Да! Очень хочу. Пойдешь? Я выбью для тебя любые деньги.

— Дело не в деньгах, хотя — понятное дело — работать я буду не бесплатно. Но пока я ничего еще толком не поняла, кроме того, что сначала ты приняла Лемеха за психа, а потом решила, что он готовит государственный переворот и хочет дать президенту взятку в 15 миллиардов долларов, а тебя убить. Согласись, что при таких исходных данных говорить о консультировании — сложно.

— Соглашусь. Вот тебе исходные данные. Все началось как-то исподволь. В середине 90-х, уже после выборов, у нас стали потихоньку появляться иностранцы. Ну, то есть — это мы приглашали их на работу. Юристы, аудиторы… Обычное дело. Тогда, по-моему, это была уже общая тенденция. И понятно, почему — как это пишут и говорят красиво, «расширялась география бизнеса». Потом — Лемех зачастил за границу сам. Ну, опять — понятное дело — бизнес. Потом и вовсе стало модно — сняли виллу на Сардинии, Лемех все присматривался к Лондону. Разумеется, появились какие-то знакомые, — американцы, англичане. Ну, и пресса, понятное дело. Тем более — себя, любимого, на экране и в газете, особливо если на первой полосе, — мы любим. Приходили в гости, куда-то приглашали нас. Потом он поехал учиться в этот самый NDI. Потом — году в 94-м Лемеха пригласили прочитать лекцию в Русский институт Колумбийского университета. Он помчался с радостью и даже возгордился. Тогда звали читать исключительно старших товарищей — Гайдара, Чубайса. И Лемеха. А у меня, знаешь, возникали какие-то странные ощущения, что-то такое подсознательное. Но Лемеха, понятное дело, ощущениями не остановишь. Приехал, однако, какой-то растерянный. Во-первых, никаких тебе университетских аудиторий, с убегающими вниз рядами кресел и солидной профессорской кафедрой темного дерева. Ну, это, впрочем, я предполагала сразу. То есть читать пришлось в обычном, едва ли не школьном классе, но и это было не все. Лекция странным образом совпала с ланчем, Лемеху, правда, вежливо объяснили, что это обычная практика университета и даже традиция — Brown Bag Lunch. Думаю, настроение у Лени было уже далеко не самым лучшим, он не то что жующих — обменявшихся парой фраз во время его речей выставлял из кабинета самым жестким образом. Дальше — не знаю. То ли Лемех был настолько зол, что уже утратил способность адекватно оценивать ситуацию, то ли все так и было на самом деле, но слушателями его истории про особенности становления российского бизнеса оказались несколько крепких ребят, больше похожих на морских пехотинцев, нежели слушателей экономического отделения. Разумеется, они ели — что-то из своих картонных коробочек и, возможно, даже чавкали, прихлебывая кофе из пластиковых стаканов. Но в тот самый момент, когда терпение Лемеха лопнуло и он собрался поделиться с аудиторией, а заодно и с организаторами всего мероприятия некоторыми оборотами русской неформальной лексики, в аудиторию буквально ворвался тот самый симпатичный парень из NDI и буквально грохнулся Лемеху в ножки. Он, как выяснилось, отвечал за эту программу лекционного или культурного обмена и все перепутал. Лемех должен был читать в другом месте и совсем другим людям, а этим крепышам — руководитель какой-то охранной структуры. Но менять что-то уже было поздно, слушателей распустили, а парень повел поить и кормить Лемеха в какой-то приличный местный ресторан, дабы замолить грехи. Лемех размяк, грехи отпустил и — как сказал — решил, что со Стивом будет дружить и дальше. Тот к тому же когда-то заканчивал славистику и если не врал — то к России относился с симпатией. И тут… Знаешь, я даже не знаю почему, зачем я спросила. Идиотский в общем-то вопрос: если человек читает лекции в NDI, а потом организует какие-то программы в Колумбийском университете, где же он работает на самом деле? Да и совсем не волновало меня на самом деле где работает этот Стив, в конце концов он мог просто поменять работу. Но я спросила: