Дети солнца - Светлана Шишкова-Шипунова Страница 62

— А можно я буду писать «Мой отец – ветеран войны»?

Преподаватель опустил очки на нос, внимательно посмотрел на абитуриентку: вроде молоденькая девочка.

— Ну, если у вас действительно отец воевал… Пишите.

Перед первым и главным экзаменом – сочинением сидим с ней всю ночь в гостинице, пишем шпоры. Устно все уже проговорено сто раз. Но со шпорами надёжнее. В три часа ночи, оторвав голову от стола, я вижу, что моя сестра спит сладким младенческим сном. Видала она эти экзамены! Я тоже хочу спать, но чувство ответственности перевешивает. Одну шпору я, пожалуй, ещё в состоянии написать. Но надо решить, какую именно. И я начинаю думать. Значит, так, в прошлом году на вступительных была тема «Реализм и народность «Евгения Онегина». Но в этом году – юбилей Гоголя, 130 лет со дня смерти, следовательно, обязательно будет Гоголь. И скорее всего – «Мёртвые души», что же ещё? А как могут сформулировать тему? Как, как… Да господи! Так же: «Реализм и народность…». Поняв это, я быстренько строчу мелким почерком очередную гармошку. Сестра сладко спит. В шесть утра засыпаю, завершив свой кропотливый труд, и я. В восемь просыпаюсь, бужу свою абитуриентку, мы наскоро приводим себя в порядок, пьём чай, приготовленный с помощью кипятильника, я упаковываю её карманы шпаргалками, и мы отправляемся на Моховую, тогда ещё проспект Маркса.

Дальше – тягостные часы ожидания в таком знакомом и любимом скверике, в виду памятника Ломоносову, в течение которых только куришь да вздыхаешь, да обмениваешься незначительными репликами с другими ожидающими, как правило, родителями, но у нас я вместо них. Наконец, моя сестра выплывает из дверей факультета на зелёный пригорок двора, и по её вполне довольной физиономии я понимаю, что все не так плохо.

— Знаешь, какая тема была?

— Ну? – напрягаюсь я.

— «Реализм и народность поэмы Гоголя «Мёртвые души»!

— Не ври!

— Честное пионерское, под салютом всех вождей!

— Ты списала?

— А то!

На втором курсе Евгения наша является на летние каникулы уже с женихом, однокурсником по имени Юра. Жених нам вроде нравится. Хоть и рановато ей замуж, но раз уж надумала, пусть выходит, мама никому из нас не препятствовала, и ей не будет.

— Женюшка, а когда ты замуж выйдешь, ты мне будешь кто?

Прямо в длинном свадебном платье невеста падает на диван, я – рядом, и мы начинаем дико хохотать.

— Эй, вы, дурносмешки! — говорит мама. – Смотрите, не уписяйтесь! Скоро в загс ехать.

Мы многого ещё не знаем в тот год, 1984–й, когда выдаём замуж нашу младшую сестру. Мы безмятежны, мы смеёмся. Нам кажется, что и их, и всех нас ждут одни только радости, что впереди у них и у нас – бесконечно долгая, счастливая жизнь…

У наших родителей теперь полный комплект зятьёв: два Сергея и два Юрия. Оба Сергея – военные, оба Юрия – штатские. Оба Сергея моложе своих жён, оба Юрия – старше. Оба Сергея – краснодарские, оба Юрия — иногородние (второй из Калининграда). Там, где Серёжи, родится по два ребёнка, а там, где Юрии, – по одному. Вы спросите: что все это значит? Я отвечу: ровным счётом ничего, совпадение оно и есть совпадение, хотя… Что‑то в этом все‑таки есть.

— Ну, что, мать, все дочки устроены, внуков дождались, теперь можно и на Славянскую? – шутит папа.

— Теперь только и пожить, порадоваться за них! – возражает мама.

Когда в семье три журналиста, а в городе две газеты, вопрос трудоустройства решается непросто. Тем более, если один из троих числится в газете главным редактором. Работать с родственниками – не мой принцип, прямо скажем, это не слишком удобно. Но, как говорила наша бабушка: «А шо зробишь?». Хорошо хоть время уже другое, перестроечное, и на семейственность в одном коллективе смотрят теперь сквозь пальцы.

— А как нам тебя лучше называть? — спрашивает Женя при поступлении ко мне на работу. – По имени–отчеству или как?

— Зачем? – говорю я. – Называйте, как всегда, главное, не говори при других сотрудниках «Светка–дура». Тут тебе не пионерлагерь «Чайка».

Мы ещё не знаем и даже в страшном сне не можем себе представить, что эта газета когда‑нибудь развалится и рухнет, а для нашей младшей сестры и её семьи начнётся длинная и тяжёлая полоса безработицы, переездов с места на место (из Краснодара в Калининград и обратно), скитаний и неустроенности.

Мы также не знаем ещё, что примерно в то же самое время на Тихоокеанском флоте начнётся сокращение офицерского состава. И другому моему зятю, совсем ещё молодому офицеру (ему и сорока нет), дослужившемуся только до звания капитана 3–го ранга, придётся уходить в отставку, после чего семейство нашей средней сестры вернётся‑таки домой, в Краснодар. (Родители не доживут до этого события, они бы порадовались. Не отставке зятя, конечно, а возвращению дочери).

И почти в то же самое время, «отдубасив», как он сам говорит, двадцать с лишним лет в органах внутренних дел, в звании подполковника, подаст рапорт об отставке наш третий, а вернее, самый первый по счету зять. И двинется, куда бы вы думали? В частное детективное агентство, уму непостижимо…

Все в очередной раз совпало. Все разом остались без работы (слава богу, родители этого уже не увидели). Всех разом надо трудоустраивать. И если бы не Алексей…

Тут требуются некоторые пояснения.

Моего первого мужа, Юры, давно уже нет на свете, он умер молодым от тяжёлой болезни, опухоли мозга. Случилось это в 1985 году, и стало для нас неким началом и знамением наступающих тяжких лет, хотя мы далеко не сразу это поняли. (Это отдельная и трагическая история, которую я расскажу как‑нибудь в другой раз).

С его родителями, которые по сей день живы–здоровы, мы живём, как родные. Ходим друг к другу в гости, и, если я не позвоню хотя бы раз в неделю, свекровь пугается, не случилось ли чего. Они как‑то сразу признали и полюбили моего второго мужа, оказавшегося (очередное совпадение имён в нашей семье) тёзкой моему сыну, а их любимому внуку. Мы называем их Алёша–большой и Алёша–маленький.

Алёшу–большого все мои сестры боготворят. Они его любят и боятся одновременно. Боятся, потому что он строг и суров, как все генералы. А любят, потому что он добр и щедр, как «отец родной». Алёша–большой (а он действительно большой – рост 5–й, размер 60–й, башмаки – 46–й) – это благотворительный фонд и спасательная служба в одном флаконе. Мне его жалко. Быть женатым на женщине, у которой полно родни, – не самая большая удача в жизни. Добро бы в родне числилась, к примеру, парочка старших братьев, это ещё куда ни шло. Но три сестры, и все – младшие…

Он говорит, что ему меня тоже жалко. Быть старшей сестрой – это всё равно, что мамой, тем более, когда мамы уже нет на свете. Всё время приходится думать о них: как там одна, а как там вторая, да что там у третьей? Плюс зятья, плюс племянники. Если я когда‑нибудь проснусь, и меня не посетит мысль о моих сёстрах, или хотя бы об одной из них (обычно это бывает очень конкретная мысль о том, что надо решить какую‑то её проблему), это будет означать не то, что все проблемы кончились, этого мне не дождаться никогда. Это будет означать, как в том анекдоте, что я уже умерла.