Родичи - Дмитрий Липскеров Страница 62

Напоследок Рыжая оторвала от себя старика, губы которого чмокнули, словно вантус оторвали от засора, дала Козлову легкий подзатыльник, выпихнула из комнаты и хлопнула дверью.

Пенсионер добирался до своего жилища на карачках, чувствуя себя глубоко несчастным, но, полежав с десяток минут на кровати, вспомнил поцелуй Зоськи взасос и зафантазировал на тему физической любви… Вскоре он уснул, и снилось ему то, о чем и фантазировалось.

Подруги еще долго стояли, накрепко обнявшись, объединенные порывом женской всенеустроенности, пока этот высокий настрой вдруг не прошел разом. И девушки, почувствовав неловкость, разомкнули руки, маленькими шажочками отодвинулись друг от друга и присели в разных концах комнаты, глядя каждая в свою сторону и думая каждая о своем…

Здесь необходимо вернуться к истокам и рассказать о происхождении студента Михайлова в эту жизнь.

Профессор Второго меда Чудов тридцать два года назад от нынешнего времени работал в родильном отделении больницы подмосковного города Зеленограда. По тем временам маленький «спутник» столицы считался последним писком градостроительства, и клиника в нем была обустроена показательная.

Акушер-гинеколог Чудов состоял в больнице на хорошем счету, и будущие матери к нему благоволили.

Как-то, ближе к весне, в родильное отделение пожаловала никем не сопровождаемая женщина около сорока, с отошедшими водами, по фамилии Михайлова и Анна Ильинична по имени-отчеству. Ее тотчас сопроводили рожать, но, узнав, что у тетеньки первые роды, прикинули, что до появления младенца есть еще часов десять. При Анне Ильиничне оставили опытную акушерку, которая развлекала роженицу между схватками рассказами о всяческих любопытных случаях в ее практике.

— Раз даже шестидесятитрехлетнюю старуху привезли беременную. Но ее муж сопровождал. А тому знаешь сколько лет? Не поверишь!..

Анна Ильинична быстро-быстро задышала, переживая очередную схватку.

— А тому… Да, забыла сказать, грузинец он был. Так вот, сто три года мужику было!.. Каково!.. И он в сто три года обрюхатил старуху шестидесятитрехлетку!.. Так ты что думаешь, родила бабка пацаненка нормальненького!..

Анну Ильиничну вновь скрутило.

— Сядь-ка в кресло! — распорядилась акушерка и залезла внутрь роженицы.

— Шесть сантиметров раскрытие! Еще часа три! А через часик доктор Чудов подойдет!.. Слезай с кресла…

Анна Ильинична почти не слышала рассказов акушерки, находилась внутри собственного живота, а когда схватка отпускала, смотрела в соседнюю операционную, по которой расхаживала огромная баба, килограммов на сто двадцать. Она расхаживала вокруг родильного кресла, уставив руки в боки, позевывала от ночного времени, и Анна Ильинична никак не могла понять, кто это. Роженица или из персонала кто?..

— Так вот, — продолжала рассказ акушерка. — А у грузинца этого уже правнуки, которым почти под сорок! А тут — сынок! И здоровенький такой. Под пять кило, пятьдесят два сэмэ… И бабка родила почти без осложнений. Ну, конечно, с кесаревым…

Анна Ильинична вновь справилась со схваточкой и опять поглядела в соседнюю операционную. Здоровенная баба все ходила, подбоченясь, а потом вдруг улеглась в креслице, ножку отставила, и из лона ее вышел чеканным шагом младенец, запросто, как из пещеры, и Анне Ильиничне показалось, что в доспехи одет новорожденный, в шлеме и с мечом в руках. Этакий Илья Муромец!

Еще схваточка…

А когда боль отступила, бабы уже не было в операционной.

«Россия!» — почему-то подумала Анна Ильинична и закричала от боли.

А рядом с ней уже был доктор Чудов.

Анна Ильинична смотрела на мужчину безучастно, измученная болью, заметив только, что у того маленький носик. Когда доктор велел лезть на кресло, залезла, уложив ноги на холодные подпорки, и приготовилась к крайней женской муке.

— Дышим, дышим! — доносился издалека мужской басок.

Она дышала и думала, как же можно не дышать, ведь от удушья можно умереть.

А потом в голосе доктора Чудова послышались тревожные нотки.

— Поперечное положение плода!

— Ага, — соглашалась акушерка.

— Пуповина на горле!

— Да-да…

Впрочем, акушерка сказала, что все запросто исправит, ребенка повернет и пуповину распутает. Анна Ильинична вновь закричала, когда руки акушерки почти по локти вторглись в ее нутро…

— А теперь тужься, милая, тужься!!!

— Тужьтесь, уважаемая, — подхватил доктор Чудов, сам задышав быстро-быстро маленьким носиком. — Тужьтесь!!!

И она стала тужиться. Делала это старательно, насколько позволяли приступы чудовищной боли.

— Головка! — возвестила акушерка.

— Еще немного! — подтвердил доктор Чудов.

— Ох! — ответила Анна Ильинична…

А потом, родив, совсем не юная мать отключилась и уже не видела, как перерезают пуповину ее сыну, как отирают синюшное тельце от смазки…

Доктор Чудов мял животик ребенка, проверяя, все ли нормально, и уже при первом нажатии понял, что все — наоборот, ненормально. У мальчика выпирала печень, пульс, несмотря на только что закончившуюся родовую деятельность, был тридцать ударов в минуту… Доктор Чудов приставил к груди младенца Михайлова стетоскоп, но сердечных биений не услышал.

— Он умирает! — возвестил и принялся делать искусственный массаж сердца.

— О Господи! — перепугалась акушерка.

Анна Ильинична продолжала оставаться бессознанной, а доктор неутомимо надавливал на мягкие ребрышки.

— Нету сердечного ритма! — сокрушенно подтвердил Чудов.

— И не плакал, — зачем-то сказала акушерка. — Мамаше сорок лет, первенец ее. Помрет, и останется женщина одна…

— Гипоксия, вероятно!..

Доктор Чудов отошел от новорожденного и поглядел на стенные часы.

— Время смерти — пять часов шесть минут. — И записал в историю. — Дайте ей кислород и отвезите в палату.

— Конечно, — ответила акушерка и принялась исподнять свои обязанности.

Он вышел покурить, предварительно накрыв младенца пеленкой. Стоял у окна, вспоминал что-то из своей жизни и клялся своей молодостью, что все силы отдаст на борьбу с детской смертностью.

Утро, как и во все времена, обещало день, доктор Чудов вернулся в операционную, чтобы отдать распоряжения по отправке ребенка в морг. Перед этим он решил еще раз посмотреть на личико младенца и нашел мордочку порозовевшей. Удивился и прислонил стетоскоп к груди. Сердце молчало…

Привиделось, подумал Чудов и на всякий случай ткнул пальцем в шейную артерию, тотчас обнаружив наполненный пульс.

Доктор икнул и посмотрел на младенца более внимательно. Тот тоже разглядывал его физиономию небесно-голубыми глазами, а потом пописал — необычайно продолжительно, как взрослый мужчина.