Лондонские поля - Мартин Эмис Страница 62

Кит был рад, что не сделал этого. Был рад, что не изнасиловал Николь Сикс. Определенно. Его в дрожь бросало, стоило только об этом подумать. Отчаянная схватка, которая необходима для изнасилования, все то, что она у тебя отбирает, плюс колоссальный риск — да, ты рискуешь вкладываемым в это дело политико-сексуальным престижем, — а также болезненные угрызения совести (и легкие телесные повреждения), которые часто остаются после, ни в коей мере не готовят к большой игре в дартс — особенно к столь жесткому испытанию характера, с каким Кит столкнулся в «Пенистой Кварте». Кроме того, насиловать Николь было бы совершенно излишним, как с исчерпывающей ясностью — по мнению Кита — показал его следующий к ней визит, состоявшийся на другой день. Изнасилование, покуда оно длится, всегда является самой насущной необходимостью; затем же, полсекунды спустя, оно становится совершенно излишним.

Наконец, изнасилование не давало никаких денег. Покажите-ка Киту богатого насильника. Ну же, просто ткните пальцем хотя б в одного. Нет, денег это дело не сулило никаких. Но, кажется, деньги могла принести ему Николь Сикс.

В финансовом отношении Кит переживал не лучшие времена. Их у него вообще не бывало, лучших времен в финансовом отношении. Даже в самые заработливые свои периоды, когда он, словно в рождественской сказке, натыкался на золотую жилу удач в мошенничестве и плутовстве, жульничестве и надувательстве, вымогательстве и воровстве, когда деньги обильно стекались к нему со всех сторон, у Кита так и не наступало лучших — в финансовом отношении — времен. Каждый день неизбежно наступала минута, когда его поджидала горькая участь: он все до последнего пенни проматывал в «Мекке». Всякий раз терял все подчистую, и исключений из этого правила не было. Нет, порой он выигрывал; но всегда упорствовал, снова и снова делая ставки, покуда наконец не разорялся в пух и прах. Кэт, которая не знала и десятой доли всего этого, обычно недоумевала, куда уходят все деньги: действительно, куда же они уходят, эти коричневые пакеты, туго набитые десятками, эти свертки двадцаток, по толщине вполне сопоставимые с рулонами туалетной бумаги? Потому что день обыкновенно начинался и заканчивался тем, что Кит либо вытряхивал содержимое ее сумочки на кухонный стол, либо в ярости молотил кулаками по электросчетчику. И куда же все ушло? В последний раз Кэт задала этот вопрос мягко и терпеливо, а с той поры давно уже его не повторяла. Потому что Кит тогда чуть не рехнулся от злости. Как может он добиться хоть какого-нибудь успеха, как может он хоть чего-нибудь достичь в этой жизни, если повязан по рукам и ногам женушкой с такими ограниченными взглядами, мыслящей так жалко и так мелко? «О господи, — сказал он. — Ну, что-то типа инвестиций. Валютные спекуляции. Фьючерсы». На самом деле Кит просто не понимал, что деньги могут накапливаться — ну, разве что в джек-поте букмекерской конторы. С другой стороны, к чести Кита надо отметить, что находиться в букмекерской конторе ему не нравилось. Не по-человечески это — если тебе нравится находиться в букмекерской конторе. Кит не имел ничего против взгроможденных один на другой телевизоров, против закадрового голоса, от которого закладывало уши, против всяческих объедков да обрывков; на него куда больше воздействовала атмосфера застарелого отчаяния, когда он видел парней в дырявых башмаках, в костюмах за пятьдесят пенсов, стоявших там и пытавшихся предугадать будущее, не имея для этого никакой иной подсказки, кроме «Ивнинг Ньюс».

…Кит стоял у стойки «Черного Креста», о чем-то переговариваясь с Телониусом; в шуме полуденного прибоя расслышать их слова было невозможно. Кит был облачен в длинный пиджак с объемистыми карманами, белые расклешенные брюки и белые же узконосые туфли; терзаемый жаждой, он большими глотками пил пиво. Телониус, укутанный в долгополую шубу, ощетиненную мехом, лишь изредка обращался к своему стакану с апельсиновым соком. Когда Телониус стал что-то перечислять на воздетых кверху щедро окольцованных пальцах, лица обоих озарились весельем. Телониус смеялся, обнаруживая длинный, цвета семги, язык. Как раз у границы их силового поля стояли две блондинки. Ту, что помоложе, звали Джунипер; она, слегка тронутая бронзовым загаром, со скандинавскими серебристыми волосами, которые очень ее красили, была подружкой Телониуса. Блондинку постарше звали Пепси, и она была подружкой кого угодно; уже очень, очень долгое время была она чьей угодно подружкой. Если бы случайный слушатель подошел на шаг ближе, он вскоре обнаружил бы, что Кит и Телониус обсуждают некое преступление, частично связанное с насилием.

— Не бзди, мужик. Вот в чем вся штука: не бзди, — заключил Телониус. — Это блестящая возможность. Подумай, мужик, об этом. Поразмысли хорошенько, лады? Больше ни о чем не прошу.

— Н-нет, — выдавил из себя Кит. — Нет. Ценю твое предложение, дружище. Не подумай чего. От души желаю, чтоб тебе повезло. Искренне, друг. Я ж тебе не какой-нибудь там… Мне только в жилу, если мои кореша огребают конкретные бабки. Дело… дело просто…

— Все дело в дротиках, мужик. Можешь не продолжать, я понял. Все дело в твоих дротиках.

— Ну… — Кит кивнул. Он был так тронут, что шмыгнул носом. — Не могу я, дружище. Ни в коем разе не могу я подвергнуть риску свои состязания. Только не сейчас! Ни в коем разе. Когда я весь на виду у зрителей…

— Я все понимаю, — повторил Телониус, тоже растроганный.

— Ясен пень!

Телониус сжал Киту плечо:

— Но если ты вдруг передумаешь…

— То — ясное дело, подписываюсь!

— Ну, давай.

— Давай.

Телониус глянул на свои часы, похожие на увесистый золотой слиток, и поманил пальцем свою блондинку. Джунипер подошла, а Пепси не сдвинулась с места и со значением глядела на Кита, который только зыркнул на нее тяжелым взглядом, проходя к выходу.

Кит с Клайвом двинулись вниз по Портобелло-роуд. Когда они проходили мимо «Мекки», Кит было замедлил шаг, намереваясь остановиться. Потом, однако, распрямил плечи и двинулся дальше. Заходить он туда не будет. Ни в коем разе. Он не будет туда заходить, потому что у него при себе ни гроша — потому что он уже там побывал. Прозвучал автомобильный клаксон: это Телониус промчался мимо, и Кит успел заметить, что белокурые волосы его спутницы так и норовят выбиться наружу через полуоткрытое боковое окно. Кит помахал вслед, чувствуя себя аскетом, шагающим по более спокойной дороге, но к неизмеримо большему вознаграждению. Хотя черти-то, черномазые-то, размышлял Кит, сворачивая и шагая вниз по Элгин-креснт, их образ жизни… в этом немало здравого смысла. Чертовски много! — усмехнулся он невольному каламбуру. Особенно то, как они обходятся со своими птахами. Когда какой-нибудь черт вынимает бумажник и показывает тебе свои фотки, то после блондинок, после всех этих Звездных Сестричек, Красавиц и Прелестниц, обязательно наступает черед фотографии черной цыпки с выпирающими зубами и молодыми глазами. И ты спрашиваешь: «А это, Уэс, наверно, твоя кузина или что-то в этом роде?» А он мотает головой (прекрасно понимая твой прикол) и говорит: «Это Мамочка». Это, видите ли, та птаха, с которой он растит своих детей — или, по крайней мере, предоставляет ей их растить. У Телониуса, например, четверо или пятеро деток в полуподвальной квартире на Лимингтон-роуд-виллас. Является он туда с деньгами раз в две недели, в «отцовский день». А потом — потом возвращается в паб, и при нем и блондинка, и все преимущества, какие только может давать отцовство. А ведь даже самый ушлый белый пройдоха, по-видимому, не способен провернуть такое дело. Если бы Кит имел намерение подумать об этом в дарвинской терминологии, он мог бы себе сказать, что дополнительные блондинки выступают для черных братьев исключительно в виде легкой добычи, поскольку гнездышки черных пташек вознесены слишком высоко. Тем не менее, он понимал это и медленно кивал в знак одобрения. Лучшего устройства жизни не пожелаешь. Великолепно, честное слово. И эта возможность иметь детей (одаряющая восхитительно-теплым мерцанием гордости) без того, чтобы они вечно путались под ногами! Держаться в стороне, пока они не подрастут, а там — футбол… И — никаких тебе пеленок и подгузников! Когда это происходит? В два? В девять? У чертей — свои традиции. У нас — другие, и они предписывают принимать на себя все бремя ответственности и честно нести его на своих плечах через всю жизнь. Бремя белого человека. Цивилизации как таковой. Чувствуя, что настроение его стремительно портится, Кит толкнул плечом дверь в супермаркет, кивнул Басиму, просунулся сквозь решетку и взял у Харуна взаймы чекушку водки. Проходя мимо склада, он привязал Клайва за поводок к дверной ручке и, полный ярости, потащился вниз по лестнице, чтобы нанести последний визит Триш Шерт.