Белая хризантема - Мэри Линн Брахт Страница 61

Джун Хви нырнула, и ее обожгло холодом зимнего моря. Она задержала дыхание, заработала руками и ногами, сопротивляясь течению, которое толкало ее обратно на поверхность. Постепенно, выпуская через нос воздух, она погрузилась на глубину, в ушах запульсировало дыхание океана. Подводный мир приветственно раскрывался навстречу, рыбы сновали меж колышущихся водорослей. По дну полз краб, собирая мусор. Поблизости притаился красный осьминог – выжидал, когда краб окажется поближе. Кислород в легких закончился, и Джун Хви медленно всплыла, глядя вниз на осьминога, медленно скользившего по дну.

Наверху ее ждала Чин Хи.

– Для первого раза неплохо.

– Похоже, кое-что еще помню, – улыбнулась Джун Хви, отдышавшись.

Она была довольна, что не забыла уроки матери. Остров она покинула совсем еще девочкой, а теперь уже и немолода. Почему же она так долго не могла найти дорогу домой?

– Она гордилась тобой, – сказала Чин Хи.

– Я знаю.

Джун Хви оглянулась на берег. С камней ей махали руками самые старые ныряльщицы. Их хрупкие тела уже не могли погружаться в ледяную февральскую воду, но все они пришли из уважения.

Перед отъездом из Сеула она впервые после смерти матери навестила статую. С нею пошли Лейн и племянник. На месте, где мать утешилась последними минутами покоя, Джун Хви накрыла глубочайшая печаль. Слезы на январском ветру высыхали почти мгновенно, и Джун Хви не пришлось прятать лицо от племянника. Мальчик сильно вытянулся за последние месяцы, он стоял перед статуей и смотрел на нее так, будто ждал, что бронзовая девушка сейчас встанет и поприветствует гостей.

Джун Хви удивилась, когда мальчик вдруг поклонился статуе, низко, почтительно. Склонился почти до самой земли, выпрямился и поклонился еще дважды. Джун Хви вцепилась в руку Лейн, наблюдая за племянником, изумленно и с гордостью. А когда потом он вдруг ссутулился, поник – то ли от скорби, то ли от смущения, – прониклась к нему глубочайшей нежностью. Мальчик по-детски вытер ладонью нос и повернулся к тетушке:

– Смотрите, кто-то принес цветы.

Из-под вязаного пледа, который продолжал укрывать плечи статуи, выглядывали белые цветы. Джун Хви приподняла плед. На коленях у девушки лежал траурный букет белых хризантем. Лепестки были совсем еще свежие, и она нагнулась, чтобы коснуться их щекой.

После похорон матери Лейн разыскала скульпторов. Завязалась электронная переписка, и они поделились источником вдохновения. В пансионат, расположенный в Кёнгидо ^[15] – одновременно и обитель, и музей, где бывшие “женщины для утешения” жили под присмотром медперсонала и делились своими историями с посетителями, – попала потрепанная временем и испачканная кровью черно-белая фотография. В музей снимок передала дочь женщины, попавшей в годы Второй мировой войны в плен к советским солдатам. На обороте имелась надпись: “Девушка-хэнё, 1943”. Лицо привлекло внимание скульпторов. Волосы у девушки были собраны узлом на затылке, а не острижены, как на большинстве других фотографий. Прическу для статуи они, конечно, изменили, чтобы она соответствовала облику “женщин для утешения”, но печальное лицо было лицом с той фотографии.

Джун Хви вглядывалась в лицо, что принесло покой ее умиравшей матери.

“До свидания, тетя Хана, – прошептала она. – Жаль, что мы не встретились раньше”.

* * *

Лейн, уже успевшая подружиться со старушками-хэнё, тоже стояла на берегу. Она энергично замахала, увидев в воде голову Джун Хви, та взмахнула в ответ. Расстояние до берега было невелико, и она различала старые женские лица, напоминавшие лицо матери, усталые, добрые. Мать словно и сама была среди этих женщин. Джун Хви собиралась задержаться на острове. Будет жечь священные благовония, пока не уверится, что материнский дух нашел дорогу на родной остров.

Джун Хви повернулась к закадычной подруге матери, обе нырнули и устремились на глубину, где океан стучал в барабанные перепонки в унисон с ритмом сердца.